Святослав Рыбас - Варианты Морозова

Меня кто-то зовет, а потом дедушка Гриша зовет: «Саша!» — и мне так жутко делается. Он стучит в окно: «Где моя кровать стоит?» Я боюсь сама оставаться, вот горе! Или это нервное?

Сонник взяла, слезы глаза застят. Перекрестилась и легла. Ты просил послать тебе сонник, а как мне быть? Я к нему привыкла, придут соседки, поспрашивают, а я им растолкую.

Мой родной сыночек пиши не забывай

Обнимаю тебя крепко целую

Бабушка была единственной среди всей родни, кто не противился, когда Морозов собрался жениться на Вере. Бабушка любила его иначе, чем остальные. Она выходила Константина в сорок седьмом году, тот уже умирал, истощенный страшной дизентерией. Врачи запрещали давать ему воду; Костя едва стонал, сил не было даже на крик. Тогда бабушка увезла его в Старобельск.

Бабушка Константина, Александра Павловна, была родом из курского села Рыбинские Буды, откуда в голодный год ее забрали двухлетней сиротой в Старобельск. Она прожила в няньках, была уборщицей в школе и закончила армейские курсы медсестер.

На фотографии она была с высокой учительской прической, в темном глухом платье с мелкими пуговицами на груди, молодая и строгая.

Выходя за Григория Петровича замуж, она должна была понимать, что душевное обновление мужа будет долгим и что семья будет держаться только на ней. Морозовы уехали из Старобельска. Их дом сгорел еще при деникинцах, поэтому они выехали налегке.

Уезжая из Старобельска, бабушка не думала, что когда-нибудь вернется обратно. Ее дорога только-только начиналась, и самое страшное — война — уже было в прошлом.

Она стала работать фельдшерицей в шахтном медпункте, а Григорий Петрович работал бухгалтером. Она родила трех детей, двух мальчиков и девочку, и всю жизнь видела свое назначение в них и муже, а потом — и во внуках.

Ее дочь вышла замуж за инженера Анищенко и жила в Москве. Один сын был председателем колхоза в Тульской области, а второй — Петр, отец Константина, стал горным инженером.

Они жили скромно, а может быть, даже бедно. Сфотографированный в возрасте четырнадцати лет Петр Морозов одет в тесную курточку, мятые хлопчатобумажные брюки, на ногах — брезентовые ботинки. Он почему-то острижен наголо. На другой фотографии — его младший брат Михаил в таких же морщинистых убогих ботинках. Это тысяча девятьсот тридцать шестой год. Григорий Петрович еще не стар, но многое позади, и можно подвести некоторые итоги.

Главное — дети здоровые и толковые. У Петра заметна тяга к радиотехнике, он строит детекторные приемники. Михаил общительнее брата, у него много друзей, и он любит меняться с ними разными вещами. О дочери, Надежде, еще ничего определенного сказать нельзя, кроме того, что она обещает стать красавицей.

Григорий Петрович и Александра Павловна живут в маленьком доме, принадлежащем шахте. У них свой огород, куры и два пчелиных улья. Михаил и Надежда в мае вскапывают землю и вместе с Александрой Павловной сажают картошку, огурцы, помидоры, лук, морковку, капусту. Петр редко участвует в огородных заботах, но и ему и Григорию Петровичу приходится таскать воду из колодца на огород, — часто май бывал сухим, а в июне начинали дуть восточные суховеи. Обычно суховеи стояли от двух до шести дней.

Григорий Петрович увлечен пчелами. Он выставляет ульи из омшаника в конце апреля. В степи уже цветут тюльпаны и сон-трава, потом зацветают татарский катран, ирисы и горицвет, а на третьей майской неделе раскрываются темно-красные пионы.

Иногда Григорий Петрович забывает о пчелах, и тогда Александра Павловна ворчит и сама осматривает рамки с детвой, проверяя, не готовят ли пчелы рождение второй матки. Если упустить появление второй матки, то пчелиная семья разделится и вылетит рой.

Григория Петровича в малой степени занимает мед, ему нравится следить за таинственно организованной жизнью ульев, и этим он привязывается к природе трав и цветов. Проезжая по делам службы проселочной дорогой, он нередко останавливает лошадь, привязывает вожжи к передку легкой двуколки и ходит по обочине, глядя на разноцветный степной ковер с серебристым ковылем и типчаком. Он уже умеет различать медоносы — эспарцет, клевер, донник, иван-чай. Александра Павловна научила его определять лекарственные травы. Ему приносит глубокую спокойную радость простое открытие, что среди беспорядочного чередования степных холмов, грив, куполов, долин и оврагов травы растут по своим законам и привязанностям. Григорий Петрович видел на сланцевых обнажениях люцерну, ромашку, чабрец, на песчаниках — тимофеевку и житняк, на солонцах — полынь и узколистую осоку. Потом он передаст это открытие внуку, станет ждать от него радостного удивления, но Константин будет интересоваться в жизни деда совсем другим. Для Константина тридцать шестой год был непонятнее и скуднее двадцать первого. Было странно узнавать, что героически начинавший человек превратился в замкнутого служащего, которого мало коснулось стахановское время и закал первых пятилеток.

На фотографии того года Григорий Петрович с узкой щеткой усов, худощавый, лысеющий. Он и впрямь похож на бухгалтера; никакого противоречия между формой и содержанием не видно.

Константин понял позже, почему дед охотно вспоминал именно этот период своей жизни: тогда Григорий Петрович жил в согласии с собой. Должно быть, это и было счастьем.

Его дети унаследовали в большей мере стойкий характер Александры Павловны, и только у одного старшего сына Петра порой пробивались вспышки гордыни, — впоследствии он был сломлен как раз поэтому.

Пока Григорий Петрович задумчиво постигал жизненную субстанцию, на бабушке лежало воспитание детей. Их окружал прежде всего ее мир, в котором жизнестойкость дерева, трудолюбие пчел, обыденная работа на земле и радость наблюдения за ростом какой-нибудь луковицы, — это незаметно воспитывало в них самую надежную защиту в будущих испытаниях. Иногда бабушке приходилось доставлять раненых и убитых шахтеров на земную поверхность. Она рассказывала детям о таких днях, не утаивая ничего. Смерть и человеческие муки, которые не раз видела вблизи бабушка, никогда не смогли опалить ее душу хладнокровием. Она выговаривала свою горечь дома. В ее глазах стояло удивление, а глаза Григория Петровича подергивались сухой бестрепетной пленкой. В те минуты дети постигали что-то такое же большое и серьезное, как в часы близости с природой.

Вначале она ничему их не учила, а потом, когда наступила пора учебы и связанных с ней школьных ограничений, бабушка проявила твердость и даже жестокость. Само собой от нее исходило требование мужества, честности и уважения к человеку. Как медик, она ясно понимала, что человек сделан одинаково из добра и зла, и принимала в нем все, только подлости и двоедушия на дух не переносила.