Святослав Рыбас - Варианты Морозова

— Я уезжаю, — сказал он и показал на портфель. — Давайте выпьем кофе и через пять минут…

— Мороз, не валяй дурака, — Павлович бухнул рядом с портфелем свой мотоциклетный белый шлем. — Дятел сообщит тебе потрясающую новость. Шахтостроители при проходке ствола напоролись на водоносный пласт. Ствол залило. Откачивают бадьями.

— Восемьдесят кубов в сутки, — вставил Дятлов.

— Отдышался? — спросил Павлович. — Ну, расскажи ему. Понимаешь, Мороз, это бог увидал наши страдания и дал нам еще один шанс. Кто им сказал про «Ихтиандр»? Они позвонили вот ему и просят нас приехать.

— С аквалангами, — сказал Дятлов, пристально глядя на Морозова.

— Понимаешь, с аквалангами! — Павлович ладонью ударил Морозова по спине. — Ясно?

— Пьем кофе, — Морозов взял термос и пошел на кухню.

Павлович наклонился к Дятлову и пробормотал:

— Что-то не пойму.

— Ему это до лампочки, — сказал Дятлов, — сразу видно.

— Ты его плохо знаешь, — возразил Павлович. — Но все равно не пойму…

Они с Морозовым познакомились лет десять или двенадцать назад; один был сдержан, а другой горяч, и дружбы между ними не водилось, но ровные отношения, подчас более прочные, чем дружба, — они были. Когда «Ихтиандр» только-только начинался, проклевывался сквозь панцирь привычных летних отпускных путешествий на Черное море для подводной охоты и когда Павлович притащил акваланг, тогда он и стал председателем клуба. Второго такого лидера, как этот черноволосый, всегда закрытый до глаз небритой щетиной, бесцеремонный Павлович, среди них не было. Казалось, один он знал, что нужно делать. Старый, списанный в утиль компрессор, помещение бывшего гаража на берегу Кальмиуса, сварочный аппарат, листовое железо, электроды, шланги высокого давления — все это, как многие другие вещи, достал Павлович. Он же был и первым в стране человеком, прожившим в подводном доме два дня. Он бы мог стать нашим Кусто, но ему чего-то не хватало. Павлович слишком явно рвался первенствовать… В сравнении с ним Морозов был серой личностью. Он держался в густой тени и занимался техническими вопросами. Его должность в «Ихтиандре» называлась — заместитель председателя клуба по технической части. На нем лежали проекты, планы экспериментов, хозяйственные договоры, — словом, он был чиновник-энтузиаст, подчиненный организации. В числе акванавтов (кроме первой экспедиции) имени Морозова нельзя было найти. Когда обсуждали кандидатуры претендентов, у других оказывалось больше оснований идти под воду: тот был врач, тот научный работник… Но все они знали, что без Морозова у них не вышло бы ничего.

После первой славы Павловича разжаловали из председателей. Дело вышло серьезное, а он мешал, потому что… впрочем, ему тяжело было вынести славу. Чего он добивался, он получил и остался в роли исторической личности. «Первопроходцы умирают», — шутил Павлович.

Морозов тоже был против него, однако стать председателем клуба не согласился, не представляя, чем будет заниматься. Многими это было истолковано в том смысле, что он проявил благородство и т. д.

И сейчас, когда Павлович говорил Дятлову: «Ты его плохо знаешь», он надеялся на то, что Морозов решится спуститься в черную воду, что героизм ихтиандровцев прорвется сквозь бюрократические баррикады и наконец все поймут, с какими людьми им приходилось иметь дело. За Морозовым пошли бы старые подводники, клуб мог бы ожить.

— Почему у тебя кофе в термосе? — спросил Дятлов.

— Я же сказал, что уезжаю.

— Далеко?

— В Старобельск.

— Постой, в какой Старобельск?! — воскликнул Павлович.

Морозов не смотрел на Павловича и говорил Дятлову:

— У меня там бабушка…

— Кто-то заболел? — спросил Павлович. — Умирает? Или дом сгорел?! Костя, я к тебе взываю от имени нашего «Ихтиандра».

— Вот-вот, — сказал Морозов. — Он считает, что я через пять минут буду плакать.

Должно быть, на его лице отразилась усмешка. Павлович требовательно глядел на него, готовый в любую минуту продолжать натиск.

— Еще налить? — Морозов потянулся к термосу.

Дятлов подвинул свою чашку. Павлович стер ладонью со стола кофейные капли, взяв с подоконника передник, вытер им руки.

Морозов поймал его на этом как бы завершающем жесте и встал.

— Уловил шанс? — спросил Павлович, оставшись на месте. — В конце концов, твой долг помочь попавшим в беду шахтерам.

— Долг? — переспросил Морозов.

— Именно долг! Прямой! Когда на дороге человек терпит аварию, я должен остановиться, куда бы я ни летел.

— Я все понимаю, — сказал Морозов. — Я должен ехать в Старобельск. Почему я еду, я говорить не хочу. Но ехать мне надо.

Павлович вскочил, обнял Морозова и сказал:

— Ну завтра поедешь!

— Ты и мертвого уговорил бы, — остановил его Морозов. — Только не надо. Чем бесцеремонней будешь наседать, тем тверже… О-о! — Морозов посмотрел на часы. — Все! Меня еще ждут у Зимина. Поехали!

Он вышел в коридор, взял портфель и открыл двери. Это походило на бегство. Павлович нагнал его.

— Разве ты можешь так! — взревел он.

— Разыщи других, не теряй времени.

— Но никто без тебя не хочет!

— И правильно делают, «Ихтиандра» больше нет. Пусть на шахте откачивают воду насосами.

— Ясно! — сказал Павлович. — Ну черт с тобой. Дятлов!

Дятлов выглянул из кухни.

— Он предатель! Так и напиши…

Они ушли, Морозов подождал, пока не завелся мотоцикл, и ему было тошно оттого, что он не поддался натиску Павловича.

Греков тоже пришел с женой. Она была высокая, широкоплечая, с красивыми ногами, которые при каждом ее шаге оголялись из-под длинных боковых разрезов на длинной юбке. Ее звали Ксения, но Греков звал ее Саней. Женя Зимина и Валентина Богдановская приняли Саню с обязательными в таких случаях улыбками, найденными для прикрытия того досадного факта, что женщины до сих пор были совсем не близко знакомы.

Потом Саня поздоровалась за руку с мужчинами и только одному Аверьянцеву кивнула издали, потому что он стоял далеко от нее у книжных полок и не догадался подойти.

По словам ее мужа, Аверьянцев был угрюмый бесцветный человек, один из тех посредственных тружеников, кого оскорбляет чужой успех. Несколько минут назад Греков успел объяснить ей, что Аверьянцев наверняка нарочно пришел без жены, чтобы та не помешала затеять скандал, и Саня с интересом приглядывалась к этому человеку.

Аверьянцев держался заметно в стороне от Зимина и от дружеского круга, центром которого был Зимин. Он взял с открытой полки толстую книгу и, как стеснительный юноша, сосредоточенно ее перелистывал.

— Что вы читаете? — спросила Саня, подойдя к нему.

Он молча показал ей голубовато-серую обложку «Курса общей геологии». Его лицо с приплюснутым по-утиному носом было невзрачно, а маленькие светло-голубые глаза смотрели насмешливо. Она ощутила, что он понимает причину ее любопытства и видит в ней своего соперника — Грекова.