Денис Епифанцев - Слова и жесты

Я выстреливаю пробкой. Струя бьет вверх.

Маша подставляет бокалы. Шампанское пенится, заливает нам руки. Маша инстинктивно выгибается назад, не забывая при этом, что на снимке должно получиться красиво.

Жека начинает щелкать фотоаппаратом.

На здании аэропорта зажигаются дополнительные прожектора. Спецназовцы бегут, уже не пригибаясь, с оружием наперевес. Одна из дверей самолета распахивается, и оттуда вырывается сноп огня и дыма. Из двери выпадает женская фигурка, кажется, это стюардесса, она падает на асфальт и замирает.

Шампанское выдыхается. На стеклах наших очков отражаются фотовспышки, мы улыбаемся. Я держу Машу за талию, со спины нас освещает пламя пожара в самолете.

С характерным шипением распускается оранжевый спасательный трап. Он накрывает стюардессу так, что видны только лодыжки, одетые в практичные черные туфли на невысоком каблуке.

Жека продолжает щелкать фотоаппаратом. Мы делаем по глотку шампанского.

По оранжевому трапу начинают съезжать люди. В воздухе слышится перестук автоматов и визгливые крики. За нашей спиной взрывается хвост самолета. Его как будто срезает ножом, он с грохотом падает. Шуму добавляет бронетранспортер, выехавший на поле, за которым укрылись еще спецназовцы. Вокруг нас осыпается мелкий мусор: кусочки металла, немного стекла, ручка от женской сумочки, в воздухе кружатся какие-то бумаги – нет, мне не видно, но я думаю, что это розовые странички загранпаспорта.

Цепочка взрывов разрывает весь ствол самолета. Нам в спину ударяет горячая волна. Маша поворачивает лицо ко мне. Подбородок высоко поднят, нежный персиковый пушок на щеках, губы полуоткрыты. Свет от взрыва такой яркий, что я вижу ее глаза через стекла очков. Горячий ветер треплет ее волосы, они перекрывают половину лица. Пара длинных волос увязает в помаде.

Я кладу одну руку ей на затылок, а другой притягиваю к себе за талию. Она выгибается назад, шампанское – льется через край, изящным жестом она прижимает жемчуг к груди. Я целую ее долгим поцелуем.

Около моей ноги падает обгоревший женский палец с розовым нарощенным ногтем.

Мы возвращаемся в город.

За окном начался рассвет, теперь уже точно. Я всегда узнаю рассвет по рези в глазах. Даже очки не помогают.

– Вы сейчас куда? – спрашивает Жека.

– Завези нас к «Илоне», – говорю я.

Маша согласно кивает и улыбается. Она курит. Она немного устала и поэтому говорит с неохотой.

Мы едем в караоке-бар «Илона Давыдова».

– Как приедешь, сразу фотографии вышли, хорошо? – спрашиваю я Жеку.

– Ну, конечно, – улыбается она, – с вас же станет, еще припретесь ранним утром, когда я спать буду, и потребуете показать, что получилось. Я уж лучше сама.

На улице светло. Часы показывают пять утра. По улицам уже снуют первые прохожие. Трамваи и автобусы спешат развести всех по рабочим местам.

Мы выходим из Жекиной машины.

– Ну все, удачи, сейчас до дома доберусь, душ приму и все отправлю. Хорошо? Вы долго тут будете?

– До закрытия, – говорит Маша.

– Ну, тогда я точно успею.

Жека улыбается нам, дергает переключатель скоростей и срывается с места. Мы идем к двери в бар.

Вдоль красных кирпичных стен стоят мягкие диваны и столики. Вся мебель ярко красного цвета.

В баре темно и уже почти пусто. За одним из столиков догуливает компания из среднего возраста толстых мужчин в выпростанных рубашках, с распущенными галстуками, и их жен, которые выглядят как рубашки их мужей. Еще один столик занят какими-то девушками, похожими на елочную мишуру.

Усталая официантка убирает посуду. Диджей с анемичным лицом смотрит в одну точку. Доигрывает какой-то шансон.

Мы садимся за один из столиков. К нам подходит официант, и мы заказываем мартини с водкой. Пока заказ готовят, Маша решает спеть.

Она встает и мягкой кошачьей походкой идет к диджею. Мужчины замечают ее и даже слегка смолкают. Маша недолго о чем-то беседует с парнем, а потом идет к микрофону.

Выглядит она роскошно. Черное подогнанное по фигуре простое шелковое платье, перчатки, длинный жемчуг, каре, красные губы, белая кожа, разрез и туфли. За ее спиной стена, выкрашенная в черный цвет, перед ней блестящий микрофон и красный поребрик сцены.

Звучат первые аккорды. Это Sway.

«When marimba rhythms start to play,

Dance with me, make me sway».

Маша поет почти без интонации, глубоким и сильным голосом. Ее лицо ничего не выражает.

«Like a lazy ocean hugs the shore

Hold me close, sway me more».

Маше не нужен экран, она знает текст наизусть.

Мужчины за столиком, не отрываясь, смотрят на нее. Она плавно качает бедрами. Руки безвольно висят вдоль тела. Смотрит не в зал, а куда-то дальше, сквозь стены. То как она поет – отстраненно, холодно, но при этом глубоко и чувственно, похоже, вызывает у присутствующих оторопь, и Маша знает об этом. Она немного поглаживает тело руками и продолжает петь. Ее голос заполняет зал. Ощущение, что это не песня, а голый секс. Даже если бы она занялась сексом прямо на сцене, это было бы не так непристойно, как то, что она делает сейчас.

Женщины, видя, как реагируют их мужья, начинают громко обсуждать какие-то дела, но мужья шикают на них. Женщины смотрят на Машу с ненавистью. А Маша продолжает петь.

Я закрываю глаза и снова вижу море. Чувствую пустоту у себя под ногами. Официант, приносит мартини, но стоит с подносом, замерев у столика. Он тоже смотрит на Машу, хотя видел ее поющей уже несколько раз.

Маша видит, что принесли заказ, улыбается диджею, и, оставив песню на полуслове, идет к столику. Мужчины в голос разочарованно выдыхают, кто-то пытается аплодировать, но женщины его заглушают.

Мы пьем Мартини, стоя у столика. Sway звучит уже без слов.

Я стираю капельку крови у Маши со щеки, которую раньше не видел.

Дома я смотрю фотографии. Играет Nabucco «Chorus of hebrew slaves».

Я слышу, что Витька проснулся и пошел в ванную. Слышу звук спускаемой воды.

Он приходит ко мне. На нем мягкие спортивные штаны, белого цвета. Он целует меня в шею.

– Доброе утро, – говорит Витька, – как съездили?

Я подбородком указываю на экран.

На экране фотография, на ней я и Маша, мы пьем шампанское, за нашей спиной распускается цветок взрыва в хвосте самолета.

– Хорошая фотография, – немного помолчав, говорит Витька и идет на кухню готовить завтрак.