Том Бойл - После чумы [Авторский сборник]

— Ненавижу каблуки, — призналась она. — Особенно эти. Но им это нравится.

Я тоже взял пиво, поставил на колени и посмотрел на нее.

— Никаких кроссовок — они их ненавидят — и никаких спортивных костюмов, пота… Это есть в контракте. — Она засмеялась. — Но вы же не знаете, о чем я говорю, верно?

Я подумал о Стефании, о том, как давно я ее приглашал, как давно она, посмеиваясь, сидела в этом кресле с бутылкой пива и бессознательно растирала голую белую ступню.

— Расскажите, — предложил я.

История оказалась долгой и включала множество отступлений, которые норовили стать самостоятельными историями, но в конце концов я начал понимать, что большой белый дом на углу, где она обитала вместе с шестью другими девушками, должен был имитировать женскую спальню в колледже — именно это обозначало название «Комнаты для подглядывания» — а бизнес состоял в том, чтобы продавать похотливым вуайеристам доступ на сайт Интернета, куда они могли заходить в любое время дня и ночи, чтобы понаблюдать за жизнью и повседневными делами девушек.

— Так у вас там везде видеокамеры, — сказал я, пытаясь себе это представить. — Как в банке на углу Седьмой и Одиннадцатой улицы, да?

— Да, только гораздо более высокого качества, и не две или три, а сто всему дому.

— И даже в ванной?

Вновь смех.

— Особенно в ванной. А вы как думали?

Я не знал, что сказать. Наверное, я был шокирован. Да, я был шокирован. Несомненно. Хотя что в этом такого? Меня это тоже возбуждало. Женщина под душем, подумал я, женщина в ванне. Я допил пиво, поставил бутылку и предложил ей выпить еще.

Она уже Надела туфли.

— Нет, нет, спасибо, мне пора идти, — отказалась она, вставая. — Спасибо за пиво, и вообще… А если к вам придут с петицией, скажите, что мы не делаем ничего дурного, ладно? — Она улыбнулась и чуть качнулась на каблуках. — Я не знаю… У вас есть Интернет, да? Можете проверить; сами увидите.

Мы подошли к двери. Она протянула мне пустую бутылку, еще хранившую тепло ее ладони.

— Обязательно посмотрите, — сказала она.

Когда она ушла, я откупорил еще бутылку пива и стал бродить по нижним комнатам, просматривая журналы и отбрасывая их прочь, без нужды открывая и закрывая двери, пока не оказался на кухне. В мойке были тарелки и сковородки, покрытые коркой засохшей еды. Слив выглядел, как артефакт, непостижимый объект исчезнувшей цивилизации, служивший не столько утилитарной, сколько чисто декоративной цели. Тускло светились прямоугольники окон. Надо было полить цветы. Я собирался приготовить омлет и затем пойти в университет, где в Обществе любителей кино сегодня показывали «Седьмую печать» [60] Фильм Ингмара Бергмана с участием Макса фон Сюдова и Биби Андерсон (1957). — фильм столь унылый, суровый и безрадостный, что я не мог удержаться от истерического смеха и всегда смеялся до слез. Но вместо этого, повинуясь неясному импульсу, я набрал номер Стефании. Когда она ответила, в ее голосе слышалось нетерпение, всю русскую загадочность унесло ветром озабоченности и суматохи, а в отдалении дети вопили так, будто с них сдирали кожу длинными тонкими лоскутами.

— Алло, — требовательно сказала Стефания. — Кто это? Кто говорит? Алло.

Я осторожно — хотя рука дрожала — повесил трубку.

Странно: у меня был выходной, единственный день, когда можно по-настоящему расслабиться, а я был так возбужден, словно беспрерывно пил кофе. Я поймал себя на том, что снова блуждаю по дому, задумчиво потягивая пиво, рассматриваю лампу, картины или старые семейные снимки, будто никогда раньше их не видел — я полностью обошел дом вокруг маленькой комнатки в холле, где на столе, словно некий идол, стоял компьютер. Я вытерпел полчаса, пока не осознал, что терплю, а потом сел, включил компьютер и набрал www.peephah.com.

На экране постепенно появилась веб-страница. Я увидел дом на углу, большую оштукатуренную жилую коробку на нейтральном фоне, а потом, когда картинка загрузилась до конца, перед ним стали появляться изображения девушек. Их было семеро, они стояли плечом к плечу, чтобы поместиться в кадре, на них были маечки с глубокими вырезами, и они улыбались так, словно рекламировали блеск для губ или пятновыводитель. Саманта стояла второй слева и глядела прямо на меня. «Двадцать четыре часа в сутки! — кричал заголовок. — Сексуальные девушки из колледжа устраивают вечеринки в сексуальном нижнем белье и загорают нагишом на краю бассейна! Не пропустите самые интимные моменты!» Слева на мягко пульсирующем боковом меню появлялись названия сайтов сходного содержания, вроде «Смотри как я писаю» или «Сладострастные девочки-подростки». Плата составляла 36 долларов в месяц. Я даже не колебался.

Подписавшись, я получил массу возможностей. Всего камер было сорок, и я мог выбирать между двумя ванными тремя спальнями, бассейном, кухней, гостиной и террасой. Я приканчивал третью бутылку пива — на голодный желудок, заметьте — и бездумно, инстинктивно двигался по сайту, сам не зная куда. Пульс стучал бешено. Я чувствовал себя мальчишкой, параноиком, меня жгли стыд и похоть. Вспомнились слова грязный старикашка, и я нажал кнопку «Кухня», поскольку никак не мог решиться попасть в «Ванную наверху».

Комната, которую я увидел, была аккуратной, даже неестественно аккуратной, словно декорация кулинарного шоу; кастрюли висели на крючках, керамические баночки для муки, сахара, чая и кофе выстроились в ряд на кафельной полке, полотенца были продеты в два серебряных кольца, прикрепленных к шкафчику возле мойки. Конечно, это была декорация, весь дом был декорацией, для этого все и затевалось: смотреть сквозь стены, как Супермен или Господь Бог. Я переключился на камеру номер два, и вдруг на экране появились плечи, женские плечи в чем-то сером и со светлым хвостиком волос прямо посреди экрана Затем плечи исчезли, появились вновь и быстро задвигались; опять стал виден светлый затылок, затем вдруг юное лицо в профиль — и тут я сделал первое маленькое открытие: она взбивала яйца. Юные сексуальные девочки из колледжа готовят на обед омлет, совсем, как я… Но нет, рядом возникла другая девушка, с короткими волосами, похожая на мальчика — не Саманта, точно, — в руках у нее была картонная коробка, и они принялись — что бы вы думали? — печь пирожные. Пирожные. Я едва не закричал, увидев эту простую и непередаваемую красоту.

В этот вечер — а он был долгим, вдвое длиннее, ибо мое время текло параллельно со временем в доме — я не выходил из «Кухни». Саманта появилась в двадцать минут седьмого, как раз когда блондинка (Трэйси) вынула пирожные из духовки, и через пять минут собрались все: четырнадцать рук порхали над горячей сковородкой, подносили пальцы ко рту, большие темные крошки оставались на губах, на футболках и обтягивающих топиках, сыпались на безукоризненно чистый кафель и на пол. Они наливали молоко, сок, чай со льдом, коку; садились в кресла и поднимались с них, оказывались у стойки, у холодильника, у мойки — и каждое их движение было открытием. Более того, они щебетали, хихикали, произносили тосты, переговаривались, живая мимика отражала поток неслышных слов. Что они говорили? О чем думали? Я уже начал сочинять их диалог («Слушай, не будь свиньей, оставь немного другим»; «Ну да, а кто, по-твоему, потрудился оторвать задницу от кресла, сходить в магазин и притащить все это?») — и таких ощущений не давал мне ни один роман, ни один фильм. Поймите, я видел девушек раньше, видел, как они разговаривают, наблюдал за ними, равно как и за мужчинами или детьми — но здесь было совсем другое. Это было ради меня. Мой личный театр. И Саманта, девушка, которая пришла ко мне в тесных туфлях на высоких каблуках, была здесь звездой.