Сергей Мавроди - Сын Люцифера

Ну так к_А_к, Юрьевич? — чуть помедлив, поинтересовался он. — Будем сотрудничать?!

— Мне надо подумать… — Юрьевич вытер вспотевший лоб. — Мне надо подумать.

Донесение агента Х.

«Сегодня мой сосед по камере А упоминал в разговоре, что примерно два года назад он в составе преступной группы…

Сегодня мой сосед по камере Б …

Сегодня мой сосед по камере В …

………………

Сегодня мой сосед по камере Я …»

— Слышь, Колян, ты при Юрьевиче не особо там болтай!

— А чего?

— Да кумовской он, базарят. Чего его на зону не отправляют? Четвёртый год уже в тюрьме крутится! Хуйню всякую несёт… Эпизоды там какие-то у него всё время новые открываются!.. В общем, мутный он какой-то, поаккуратней с ним.

— По-оня-ятно!.. Ладно, спасибо, что сказал! А, вон уже с прогулки зовут!.. Опять не догуляли!! Не прошл_О_ ещё часа!

— Козлы!

Из донесения агента Y.

«Сегодня на прогулке мой сосед по камере Н сказал мне, что наш сокамерник Юрьевич — кумовской, сотрудничает с администрацией тюрьмы…»

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Прав ли тот человек?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Решай сам.

И настал сто двадцать восьмой день.

И сказал Люцифер:

— Жизнь человеческая стоит гораздо дешевле, чем принято думать.

Заключённый по кличке Конь-Голова бездумно бродил по зоне. Заняться ему было решительно нечем. Эту странную кличку он получил за свой своеобразный внешний вид. Маленький, приземистый, с непомерно большой головой, он и впрямь напоминал чем-то какого-то уродливого конька. Впрочем, весьма возможно также, что первая часть его не совсем обычного двойного прозвища была как-то связана ещё и с его невероятной прямо-таки, фантастической работоспособностью. Вкалывал он действительно, как конь. Точнее, умел вкалывать. Если это было необходимо. А необходимо это было, по его мнению, только в одном-единственном случае: когда требовалось отработать карточный долг. Иными словами, пахать в отряде за кого-нибудь ещё. Никакой другой работы заключённый Конь-Голова не признавал. За себя он работать не желал. Причём, заставить делать это его было решительно невозможно! Ничем! Его можно было наказывать, сажать в карцер, принимать к нему любые иные меры — бесполезно! Нет — и всё! Тут уж упрямство его не имело никаких границ. Это был у него своего рода пунктик. В остальном же, впрочем, заключённый Конь-Голова был человеком тихим, смирным, безвредным и довольно-таки покладистым.

Все это знали, про этот его пунктик, в том числе и лагерное начальство, но собственно, даже и оно не особенно этим обстоятельством озадачивалось. Не особенно грузилось. Поскольку должен кому-нибудь Конь-Голова был практически всегда. Всегда находился кто-то, у кого он пребывал в данный момент в кабале. В неоплатном долгу! Кому он проиграл работу на несколько месяцев вперёд. Как только срок кабалы заканчивался, Конь-Голова незамедлительно снова садился играть в карты и незамедлительно же снова проигрывался в пух и прах. И всё повторялось сначала. Ибо Конь-Голова был страстным картёжником. Причём картёжником-неудачником. Не выигрывал он практически никогда и ни у кого! Но это хроническое невезение его нисколько не обескураживало. Ну, не повезло! В следующий раз повезёт!

Так вот оно и шло. Проигрыш — кабала — новый проигрыш. И всех это полностью устраивала. Вся эта ситуация. И остальных заключённых, и лагерное начальство. Да и самого Коня-Голову, признаться, тоже. Ни друзей ведь у него не было, ни родственников на воле. Он был один как перст. На работе, в своей бригаде, среди других таких же точно работяг, он хоть пользовался каким-никаким уважением, с ним общались, считались, советовались — словом, он снова становился там человеком! В промежутках же между проигрышами (а таковые хоть изредка, но случались! промежутки, в смысле) не нужен он был абсолютно никому. Он слонялся по зоне как неприкаянный, мозолил всем глаза и безмерно всех раздражал. Членов своей бригады — своим вызывающим и вопиющим бездельем (они вкалывают, а он нет!); начальство — одним только своим праздношатающимся видом; блатных… Ну тех вся эта ситуация вскоре начинала просто-напросто напрягать. Что х_О_дит этот дурак по зоне, начальство зря нервирует. И других мужиков ещё к тому же злит. Непорядок, в общем!

Кончалось всё это очень быстро и всегда одинаково, а именно тем, что кто-нибудь подходил к Конь-Голове и без лишних слов бесцеремонно хватал его и тащил играть. Конь-Голова сначала хоть и упирался обычно для виду (ломался!), но его никто почти и не слушал («Да ладно, хватит болтать!.. Садись давай!») И через каких-нибудь пару часов порядок на ближайшие несколько месяцев неукоснительно восстанавливался, и буквально на следующее же утро Конь-Голова беззлобно переругивался уже и отшучивался от язвительных и колких комментариев своих товарищей по бригаде. И все снова были довольны.

Но сейчас у Конь-Головы был как раз период безвременья. Редкий промежуток между двумя проигрышами. Из одной кабалы он уже выбрался, а в другую ещё не попал. Просто не успел. Потому и бродил бесцельно пока по лагерю не зная, куда бы приткнуться и чем заняться. Везде его гнали, шпыняли, всюду он был лишним, делать ему было совершенно нечего.

И в конце концов случайно оказался он у сторожевой вышки. Сидящий наверху и тоже томящийся от дикой скуки солдат окликнул его, и между ними завязался разговор. «Кто?.. Что?.. За что сидишь?.. Кто на воле?..» Ну, в общем, обычный лагерный трёп. Солдат и сам оказался из какой-то глухой деревушки, интеллектуальный уровень с заключённым у них был примерно одинаковый, так что общий язык они нашли быстро.

— Слушай, — сказал солдат через некоторые время, — кинь-ка мне досточку какую-нибудь, а то у меня перила тут все разболтались.

Конь-Голова, естественно, кинул. Жалко, что ли? Он был очень доволен, что у него нашёлся хоть какой-то собеседник.

Прошло несколько дней. Конь-Голова всё ещё находился на свободе, на вольных хлебах и всё так же, посвистывая, фланировал с независимым видом по лагерю. Играть с ним что-то никто не торопился. Как-то так уж получилось. Заминочка какая-то в отлаженном механизме произошла. Сбой. Ну, бывает.

С караульным он за это время сдружился окончательно. Постоянно практически у вышки теперь торчал. А чего? Благо, времени навалом.

Солдата эта неожиданная дружба с заключённым тоже, похоже, полностью устраивала. Тем более, что она была для него к тому же ещё и очень выгодна. Он и использовал её на полную катушку. Вышка была старая, вся расшатанная, давно уже требовала основательного ремонта. Всё скрипело, качалось, доски были частью оторваны, местами поломаны… Короче, дел было невпроворот. Многое требовало починки.