Татьяна Труфанова - Счастливы по-своему

Девять женщин повернули на него головы, но через мгновение охладели. Во-первых, он был кривонос, пузат и лыс, во-вторых, что гораздо хуже, он прикрывал лысину занятой сбоку и зализанной прядью (а это никого не обманывало и только еще больше внимания привлекало к блестевшему меж волос желтому куполу), и, наконец, самое худшее: он явился не один, а с женой. Жена — худощавая дама с тонкими, поджатыми губами — едва войдя, сразу взяла своего пузатенького под руку, чтобы обозначить остальным: «Занято!»

Через минуту в зал с зеркальной стеной вошла еще пара. Эти двое были молоды до крайности, они выглядели как коротышки Листик и Буковка из детской книги «Незнайка в Солнечном городе»: маленькие, с трогательно доверчивыми начитанными лицами, в очках и в миниатюрных ботиночках. Юноша с редкой порослью над губой и на щеках, не сбриваемой только из детского тщеславия, держал за руку свою подругу. Они улыбались друг другу такими светлыми улыбками, что девять одиноких женщин ностальгически вздохнули, и даже тонкогубая дама при муже вздохнула, и конечно, как бы ни хотелось кому танцевать с партнером, ни у кого рука бы не поднялась Листика и Буковку разлучить.

Еще через пару минут в зал наконец вошел мужчина без дамы. При виде его все приободрились, женщины вздохнули так, что грудь вышла вперед, а талия стала стройнее, и даже заемщик пряди подтянул свое пузо. Оказавший такой эффект гибкий тридцатилетний шатен с длинными волосами, схваченными в низкий хвост, в алой флибустьерской рубахе, немедленно поздоровался со всеми и сказал: «Все, кто хотел, пришел. Начнем!» Это был учитель танго.

Он вышел на середину зала и, блестя глазами, приоткрыл рот, собираясь сказать что-то вдохновляющее про свой страстный предмет, но тут дверь открылась снова.

В нее скользнула, приседая в извинениях и одновременно гордо поднимая подбородок, риелторша Вероника. На ней было дивное серо-голубое платье с летящей юбкой и рюмочной талией и босоножки на тоненькой шпильке, шелковые волосы цвета корицы подобраны в узел, а на обнаженной шее посверкивало серебряное ожерелье. В общем, Вероника была хороша. Вероника ввела за собой, кончиками пальцев подтягивая за руку (так деликатно касается женщина нового знакомого, намекая на продолжение знакомства), некоего мужчину — и такого мужчину, при виде которого был забыт даже гибкий учитель танцев. Этот высокий брюнет обладал осанкой олимпийца, одевался, похоже, не менее чем в Милане, и пусть седина уже легла на чуть вьющиеся короткие волосы, она не нанесла ни малейшего урона его мужской привлекательности. Он вышел из-за двери с той снисходительной, как будто скромной улыбкой, с какой на сцену концерта выходит звезда после цветистого представления конферансье, шумных аплодисментов и «просим, просим!».

Вероника обвела женщин победительным взором. Мол, да! Завидуйте! Кусайте локти, грызите каблуки своих никчемных туфель, раз не смогли залучить даже самого завалящего мужичка, в то время как я — хо-хо-хо! Вон кто у меня на аркане, не мужчина — мечта! Богдан, увидев столь явное торжество у нее на лице, поморщился.

Учитель объявил, что они начнут с каминады, «прогулки», а еще отработают проход под названием «очо». Он предложил всем встать в пары. Те, кто пришел вдвоем, развернулись друг к другу, а остальные женщины встали в пары друг с другом. Последняя нечетная, низенькая пухлая дама с живыми черными глазами, осталась стоять у зеркала одна, почему-то ничуть этим не огорчившись. Через минуту стало ясно почему: учитель включил на небольшом проигрывателе музыку и с первыми плачущими звуками бандонеона встал в пару к оставшейся нечетной.

— Как удачно получилось, что вы тоже обожаете танго! — промурлыкала Вероника и добавила погромче, чтобы все услышали: — И к тому же учились у аргентинцев!

Богдан уклончиво улыбнулся.

— Как их зовут? Вы говорили… Папандобель?

— Супруги Пасадобль, Мария и Бернардо, удивительные люди, — сладчайшим голосом ответил Соловей.

— Причем вы ездили к ним в Буэнос-Айрес! — громко восхитилась Вероника и бросила торжествующий взгляд в сторону блондинки в синем, единственной, годившейся риелторше в соперницы по части внешности.

— А-а, — махнул рукой Богдан. — Кто ж нынче не ездил в Буэнос-Айрес!

Между тем гибкий шатен приобнял черноглазку и объявил: «Очо! Или же восьмерка. Раз — моя правая нога идет назад, два — левая нога в сторону, три… четыре…» Пока он считал и показывал, пухлая черноглазка двигалась вместе с ним, перебирая кругленькими ножками так ловко, что казалось: проход совершенно простой. Продемонстрировав пару раз, шатен взмахнул алым рукавом и предложил всем прочим приступить.

Раз-два-три-четыре, разворот, пять-шесть… «Пардон!» Богдан запнулся и сбил с шага свою партнершу.

— Пардон! Скузато! — ничуть не смущаясь, повторил Богдан, еще и еще раз запнувшись.

— Ну соберитесь! — укоризненно протянула Вероника.

— Навык заржавел, освежить надо, — сказал Богдан и вдруг выдал практически безупречный проход.

— Вот! — сверкнула Вероника.

Но мужчина-мечта тут же наступил ей на ногу. Ноздри риелторши раздулись, но она промолчала.

Еще минут десять тренировали эту несносную восьмерку-«очо», и не раз за это время слышались «пардон» и «освежаю навык», произнесенные уверенным баритоном. Кое-где уже раскатывались горошинками смешки. У Вероники, сдерживавшей внутри раздражение, несколько выпучились от усилий глаза, а рот собрался в куриную гузку, но ее ноги в тоненьких босоножках порхали по паркету все так же легко.

Шатен объявил, что с проходом закончено, предложил всем расслабиться и просто потанцевать. С напутствием: «Почувствуйте страсть этого танца! Живот втянуть! Грудь вперед! Чувствуем страсть!» — он включил новый трек.

Богдан взял партнершу в объятья. Вероника сделала над собой усилие, состроила обольстительное лицо и шепнула ему:

— У вас все получится, Богдан! Я в вас верю!

— Обязуюсь оправдать! — шутовски гаркнул тот и отдал честь.

Выдвинув сомкнутую пару рук вперед, как нос корабля, пары двинулись в танце. Листик и Буковка топали крохотными ножками, то и дело не попадая в такт и сами над собой подхихикивая. Муж с заемной прядью плотно прижал к своему пузу жену и, шагая под музыку, пытался непристойно подвигать бедрами, очевидно вспоминая какой-то иной танец, а жена одергивала его грозным шиканьем. Черноглазая пухлая дама без всяких видимых усилий скользила и сгибалась в объятиях шатена, задумчиво уставившись в потолок, будто решая некие интегралы. Женщины в парах друг с другом двигались старательно, причем многие — полуприкрыв глаза, вероятно, пытаясь вообразить себя в руках какого-нибудь прилизанного загорелого кабальеро, но — судя по кисловатым лицам — не всем это удавалось.