Татьяна Труфанова - Счастливы по-своему

Она села у замерзшего, проросшего ветками инея стекла и стала протирать его варежкой, отвоевывая чистый круг. Как было бы хорошо, если б в этом круге показалась она — Венеция! Сейчас, сразу… Нет, так не бывает. Юлька знала, что нужно будет ехать долго-долго. Может быть, месяц… или даже полгода. Понятно, если б у нее были большие деньги, все было бы просто: поездом до Питера, оттуда на самолет — через день она там. Но у нее нет таких денег. Зато у нее впереди — странствие. Как у средневековых трубадуров, как у героев волшебных книг. Настоящее странствие! Она будет путешествовать на электричках, где редко проверяют билеты и можно проехаться зайцем. Будет ночевать на вокзалах, как беспризорники в двадцатые годы, в яслях, как библейские Мария с Иосифом, будет спать на сеновалах… Ух, как здорово! А еще можно двигаться на попутках. Столько людей путешествуют автостопом, она даже книгу видела в магазине: «Автостопом по Европам» — жаль, мама не дала купить! Ничего, Юлька доберется без книги. Сначала она доедет до Одессы. Во-первых, потому, что зима, а в Одессе тепло. Во-вторых, потому, что она все знает в Одессе. Пусть там уже нет бабушки Рины и деда, Юлька хочет в Одессу, в любимый город, где ей всегда было хорошо. Но в Одессе она не останется. Потому что бабушки и деда там нет, а еще потому, что ей надо в Венецию. Она сядет на корабль и поплывет… ну, куда повезет. Смотря на какой корабль удастся попасть. Тут ведь два варианта — или зайцем, или юнгой. Лучше всего, если б ее взяли юнгой — и в Царьград! Он же Константинополь, Стамбул. Там есть мост, соединяющий Европу и Азию, Юлька читала. Она пробежится по мосту туда и обратно и за пять минут побывает в двух частях света! Будет есть вкуснейшие бублики, которые продают на площади перед Айя-Софией, а в порту торговец камбалой угостит ее свежей, только что пожаренной рыбкой. Но в Стамбуле она не останется, потому что ей надо в Венецию. Да, может, полгода, а то и больше, уйти на странствие до Венеции. Это будет долгий путь, с приключениями, как у Элли, идущей в Изумрудный город. А когда Юлька дойдет-доплывет до своего города, лежащего в изумрудной лагуне, она скажет: точка! И останется, станет там своей, местной. Вырастет… Она глядела через морозные узоры на стекле автобуса, на окне электрички, выехавшей из Домска, и представляла саму себя. Какой она будет лет через десять. Красивая высокая девушка. Вы кто? Я коренная венецианка. Она будет носить летящие платья, а в прохладные дни — сверху бежевый плащ, перетянутый в талии поясом. Она заведет себе пуделя, умнейшего пса, который мог бы стать звездой цирка, но предпочел жить у нее, в маленькой квартирке в мансарде, с видом на канал. По утрам она будет выгуливать пуделя по узким улочкам, по мостам, здороваясь со знакомыми. Бон джорно, синьор! Бон джорно, синьорита Джулия!

Она представляла себе эту картину снова и снова. Стройная высокая девушка в бежевом плаще идет по горбатому мостику, рядом с ней трусит белый пудель, гордо задрав голову. Эта девушка — сама себе хозяйка, она делает то, что захочет, а не то, что велят. Никто не скажет ей: «Что за неряха! Откуда руки растут у тебя? Юля, не выкаблучивайся! Не лезь. Рано тебе свое мнение иметь. Смотрите-ка, соплюха-писюха, а туда же! Юля, помолчи! Не дерзи мне!» Никто никогда не орет на нее, никто ее не посмеет и пальцем тронуть. Она такая, венецианка. Юля представляла себя выросшую, легко ступающую по изящным мостам Венеции, любующуюся отражением солнца в утренней голубой воде, — а тем временем поезд ехал в ночь, за окном была чернота и свист зимнего ветра. Она снова вызывала перед глазами эту картину, эту девушку с пуделем, и знала: так будет. Когда через поезд пошли контролеры, Юлька выбежала в тамбур. Повезло, случилась станция, Юлька выскочила на платформу, под снег. Укрытая белым толстым пухом платформа, коробочка билетной кассы, уже запертая, темная, и пусто, лишь фонари прорастают сквозь ночь, ловят летящий снег в свои конусы света. Никого на платформе не было, кроме Юльки, девочки десяти лет, шарика в канареечном пуховике и с рюкзаком за плечами.

Ночевать на платформе было негде, поэтому она пошла по дороге от станции. Где-то впереди, далеко, светились пара огней (окон?). Метель стала сильнее, снег косил в лицо, лип на ресницы, заметал огни. Но Юлька шла вперед и почти не боялась. Потому что небольшие опасности — они же должны встречаться в пути, без них ни одно странствие не обходится! Все кончится хорошо, ведь ей суждено жить в городе в изумрудной лагуне, она видит эту картину — девушка-венецианка идет по мосту с пуделем на поводке — и верит, что это сбудется.

Ее подобрал какой-то дядька, возвращавшийся в поселок из гостей. Ехал на машине и увидел желтый комок в сугробе. Она знала об этом по рассказам, сама не помнила, а помнила только, как шла вперед, а потом сразу — проснулась в чужом доме, потом — полицейский участок, потом ее забрала мама… Побег не удался.

Юля сидела в хранилище, сжимая в руке бронзовый таймер. Так вот почему она выбрала сегодня не Париж, не Лондон и не Мадрид, а этот лабиринт на воде: чтобы увидеть девушку в бежевом плаще… Кстати, почему Венеция? Что за странный пункт назначения, почему тогда она не выбрала что-то поближе? Юля откинулась на спинку стула. Словно тонкие ниточки, торчащие из спутанного клубка, она стала перебирать воспоминания о дне побега… Почему, почему Венеция, спрашивала она себя. И воспоминание пришло.

— Гори, гори, моя звезда… Гори, звезда приветная! Ты у меня… одна заветная, другой не будет… никогда, — выводили вместе Юлька с отцом.

Был вечер, отец вернулся с работы пораньше, они вместе сварили картошку с сосисками. Мама ушла то ли на спектакль, то ли на концерт, в общем, собиралась быть поздно. И прекрасно, им с папой очень хорошо было вдвоем.

Когда они напелись вволю, отец сказал:

— А ты знаешь, что ты идеально подходишь для лучшей работы в мире?

— Это какой еще работы?

— Гондольером, — загадочно ответил папа.

В комнате горел только один торшер, его свет, проникая через желтый абажур, окрашивал все в теплые тона. Русые, мелким бесом вьющиеся волосы отца стали рыже-золотыми, и теперь он, с отросшей гривой волос, с мушкетерской эспаньолкой и усами, еще больше походил на интеллигентного льва.

— М-м-м, — протянула Юлька. В тот момент она еще не знала, кто такие гондольеры, но сделала вид, что в курсе. — Почему это я подхожу?

— Во-первых, ты прекрасно поешь. Во-вторых, ты плаваешь как рыба.

— Через месяц соревнования, тренер говорит, у меня есть шанс на серебро, а то и золото.

— Ого! — округлил глаза папа. — В-третьих, мы с тобой летом гребли, и я заметил, что ты вполне сносно гребешь. Только немного потренироваться надо. В-четвертых, ты уже неплохо знаешь английский и французский. Думаю, итальянский освоишь легко. Следовательно — ты идеальный гондольер!