Юрий Бунин - Записки судебно-медицинского эксперта

В городе уже была весна — теплая, безветренная, пасмурная. Встречал нас дальний родственник гр-на Г., капрал (сержант) полиции аэропорта. Судя по тому, что он сразу подошел к нам, наши «приметы» были ему известны. Он проводил нас к начальнику линейного отдела аэропорта — вальяжному полковнику, который встретил довольно равнодушно, но все же напоил местным чаем. Кстати, за несколько дней в Азербайджане я выпил чая больше, чем за всю предыдущую жизнь.

Полковник позвонил в Генпрокуратуру и записал нас на прием к заместителю Генпрокурора республики (рекомендательное письмо!). Наш капрал по имени Керим накормил нас обедом в ближайшем ресторане, причем все наши попытки расплатиться (как и в дальнейшем) им были решительно пресечены. После обеда на своей вполне приличной черной «Волге» (сержант, однако!) он повез нас в Баку.

Описывать Баку не буду. Второе, что меня поразило, — на 20 — километровой дороге (как от Богашево до Томска) стояли через каждые два столба гаишники в камуфляже, с автоматами и останавливали всех подряд. Поскольку наш водитель был в полицейской форме, нас не трогали. По дороге Керим объяснил, что зарплата у сотрудника милиции (у него, в частности) 83 тысячи манат, на наши деньги — 80 рублей в месяц. Что там дальше говорить? Каждый остановленный водитель молча подает купюру 100 манат — и едет дальше. Если не дает — следует полный «шмон», что себе дороже.

В Генпрокуратуру Азербайджана на крутой старинной улочке мы приехали уже под вечер. Объяснили охране, кто мы такие, и были приглашены к заместителю Генпрокурора.

Восток — дело тонкое. Пока мы летели из Москвы, заместителя прокурора, с которым была договоренность, уволили, и нас принял уже совершенно другой (новый) зам. Тем не менее, все было пристойно, нас напоили чаем (опять!) и заверили, что есть полная договоренность с местными властями об эксгумации трупа Г. Нас ждет бригада рабочих, которые будут вскрывать могилу. Была единственная просьба: ничего от трупа не изымать, тем более череп (мусульманский обычай запрещает). Мы заверили, что все будет подробно описано, измерено и сфотографировано, ничего изымать не будем.

По поручению зампрокурора сотрудник Генпрокуратуры попытался связаться с прокуратурой интересующего нас района, но оказалось, что связи нет, потому что там отключено электричество. Нас заверили, что «все будет хорошо». Довольные приемом, мы покинули Генпрокуратуру. Керим отвез нас в гостиницу на берегу Каспийского моря.

На следующий день мы должны были вылететь в Гянжду — город в 400 километрах севернее Баку. Керим привез нас в аэропорт, помог взять билеты, но… весна внезапно кончилась. Начался сильнейший снегопад, и аэропорт закрыли на двое суток. Мы были ограничены во времени и, сдав билеты, поехали на железнодорожный вокзал. Там капрал перепоручил нас молодому человеку (родственнику гр-на Г.), который усадил нас в купе и уснул. Купейный вагон был, наверное, производства 30-х годов — грязный, ободранный, нетопленый. Уснуть нам так и не удалось. В Гянджу приехали около 4 часов утра. В прокуратуре никого не было, кроме охранника, который проводил нас в гостиницу — метрах в пятидесяти, за углом.

Гостиница представляла собой огромное двухэтажное деревянное здание с арками, колоннами и прочими «примочками» сталинских времен. Когда мы со следователем постучались в окошко администратора, нас куда-то послали на неизвестном языке, но очень громко. Тогда на сцену выступил охранник их прокуратуры, и все изменилось. Мы предъявили документы и были торжественно препровождены в двухместный «люкс».

Чего уж там «люксового», я не понял, но это была огромная комната, в углу которой затерялась двухспальная кровать (одна!). В комнате было окно во всю стену с дверью на балкон (одинарное). Холод был жуткий, что на улице, что в номере. До сих пор не могу без смеха вспоминать, как В.П. пытался воспользоваться «удобствами» — ни холодной, ни горячей воды в гостинице не было. Не снимая верхней одежды, только скинув ботинки, мы с В.П. улеглись на постель, укрылись одеялами и продрожали до половины восьмого утра, когда в гостиницу явилась вся прокуратура в полном составе, кроме прокурора, который вылетел в Баку на совещание, но по известной вам причине не долетел. Нас торжественно усадили в черную «Волгу» и отвезли в прокуратуру —те же 50 метров, за углом!

Изложив помощнику прокурора нашу проблему, получили заверение, что нас непременно отправят в Кадабегский район, но сначала нужно позавтракать. Нас пригласили в симпатичный подвальчик во дворе прокуратуры, где уже был накрыт стол на четыре персоны. В трапезе принимали участие, кроме нас, заместитель и помощник прокурора. На столе были дары местной природы: фрукты, какие-то травки, специи, гранатовый сок и т. п. Повар принес каждому по глубокой миске с национальным блюдом. Это был «хаш» — своего рода холодец из говяжьих ног, только горячий. Вместе с ним на столе появились четыре (!) бутылки водки — это в восемь-то часов утра. Нашим круглым глазам было объяснено, что хаш без водки не едят — помереть можно.

Против местных обычаев не попрешь. Мы съели по три миски вкуснейшей похлебки с мясом, выпили по бутылке водки на брата и встали из-за стола совершенно трезвые. Кстати сказать, этого «завтрака» нам хватило на весь день: удалось поесть только поздно ночью.

После завтрака уже в деловой обстановке мы договорились о поездке в Кадабег (райцентр, к которому относилась интересующая нас деревня). В прокуратуру приехали родственники гр-на Г. — трое мужчин примерно нашего возраста, один из которых присутствовал на похоронах и знал место погребения.

На «Жигулях» мы отправились в путь, который пролегал вначале по предгорному Гянджинскому району. Потом начался подъем к горному Кадабегскому району, граничащему с Арменией. Приехав в райцентр около 12 часов и найдя районную прокуратуру, мы, что называется, «поцеловали пробой» — все закрыто, ни души. Через местную милицию нашли сначала следователя, а потом и заместителя прокурора. Последний, здоровенный молодой азербайджанец, долго не мог понять, что нам, собственно, нужно, хотя по-русски говорил очень хорошо. Узнав, что нам говорили в Генеральной прокуратуре Азербайджана, он только ухмыльнулся.

Часа три он искал машину, на которой можно было доехать в высокогорную деревню, где был похоронен Г. Наконец, нашли раздрызганный «УАЗик»-фургон, и мы отправились. Оказалось, что нужно вернуться примерно до половины пути между Кадабегом и Гянджой, около 100 км, и затем, свернув с асфальта, еще около 80 км ехать по горным дорогам до нужной нам деревни. Кстати, ее название так и осталось для нас глубокой тайной — на азербайджанском языке оно было совершенно непроизносимым, а в вольном переводе на русский звучало как нечто среднее между «Ягодной» и «Малиновкой».