Фёдор Грот - Ромовая баба

— Ты жалеешь о том, что он так и не представил меня ко двору? — тихо спросил он.

Отец вздрогнул, но отнекиваться не стал.

— Да, — вздохнул он. — Его королевское высочество хорошо знал господина барона, и все могло сложиться так удачно.

— Я познакомился с принцессой Аликс. Правда, она может этого и не помнить.

— Вот видишь. Мы упустили свой шанс.

Казалось, ничто не могло вывести старшего Шоске из этого подавленного состояния. Он словно потерял родного сына. Даже по умершей своей жене он не скорбел так сильно.

— Как жаль, что мы не успели познакомиться поближе, — вздыхал он. — Барон фон Берлепш был такой интересный человек!

По чести сказать, Гартмут порядочно устал от этого каждодневного нытья. Но когда его терпение готово было уже лопнуть, отец вдруг переключился на другое. Он вспомнил, зачем сына вызывали во дворец. Снова и снова заставлял он Гартмута пересказывать в подробностях, кто присутствовал при встрече с маленькой принцессой и что произошло потом.

— Значит, сам лейб-медик доктор Айгенбродт не справился, — удовлетворенно заключил он. — А ты — раз! — и превратил того паука в гугельхупф.

— Я бы тоже не справился, — угрюмо сказал Гартмут. — Знаешь, сколько их там было?

— Ничего, — уверенно сказал отец. — Ты бы всех их смог превратить.

Гартмут бросил на него тяжелый взгляд.

— Это невозможно. Я превращаю одного и уже чувствую усталость. А там были тысячи.

Отец его не слушал.

— Кстати, — живо произнес он, что-то вспомнив, — а как ты это делаешь? Ты ведь так и не показал мне.

Гартмут сжался. Он ожидал, что когда-нибудь отец заинтересуется его даром, но вопрос все равно возник внезапно.

— Я. не знаю, — пробормотал он. — Это само происходит.

— Ты должен мне показать! — Глаза отца загорелись. — С этим можно пойти во дворец. Я найду способы!

— Я там уже был, — понуро напомнил Гартмут.

Отец только отмахнулся.

— Тебя никто не видел. Ты должен рассказать об этих духах двору. Кто знает, может, хотя бы лейб-медик прислушается.

— Он их не видит, — напомнил Гартмут. — Он назвал нас шарлатанами.

Но отца было уже не остановить.

— Они здесь есть? — напористо спросил он, обводя рукой комнату. — Эти духи, они сейчас здесь?

Гартмут устало огляделся.

— Нет, в комнате нет.

— А где? Где они тогда?

— Вон, за окном, — показал Гартмут. — На ветке дерева.

— Что? Что там? — возбужденно проговорил отец, повернувшись к окну.

— Оса.

— Оса? Оса?

— Да, оса.

— Обычная оса?

— Нет. Размером с голубя.

Отец задохнулся и замолчал. Он молчал и смотрел на Гартмута большими глазами.

— А что это. за оса? — наконец, выдавил он.

— Это дух паротита.

— Паротита? Паротита? — беспомощно повторил отец.

— Да. Очень ядовитый.

— А что он там делает? Там, на ветке?

— Ждет.

— Кого ждет?

— Какого-нибудь ребенка. Тогда он сможет проникнуть в него и немного пожить в свое удовольствие.

Тут Гартмут позволил себе немного улыбнуться.

— Ты это шутишь, да? — облегченно спросил отец.

— Нет.

После паузы старший Шоске произнес немного недоверчиво:

— И что, ты можешь ее, эту осу, превратить в гугельхупф?

Гартмут тоскливо поглядел за окно. «Красивая», — подумал он. Узкая, хищная, с острым полосатым брюшком. Только вот большая. Пожалуй, даже с ворону величиной. Он собирался уже ответить отцу, что не собирается никого ни во что превращать, как тварь вдруг заметила его и атаковала. Стремительно сорвавшись с ветки, она сквозь закрытое окно влетела в комнату. Гартмут так и не успел попросить Берлепша научить его защитным заклинаниям.

Старший Шоске видел, как сын вдруг вскинул руки и жалобно закричал, — и в тот же миг у их ног из воздуха возник и тяжело шмякнулся о пол большой шоколадный гугельхупф. Огромный кекс возник прямо из воздуха — и аппетитный запах поплыл по комнате.

Гельмут Шоске обалдело уставился на поразительное явление. Потом наклонился и, не обратив внимания на предостерегающие возгласы Гартмута, взял кекс в руки.

— Это гугельхупф, — произнес он, не веря своим глазам. — Откуда ты его взял?

— Опусти его на пол, папа, — услышал он строгий голос сына. — Опусти сейчас же! Это не гугельхупф.

— А что же это? — выговорил отец с удовольствием, вертя кекс в руках и принюхиваясь.

— Это оса, — закричал Гартмут. — Я изменил ее.

— Сынок, — сказал отец, жмурясь, — я пекарь. И пекарями были и мой отец, и дед, и прадед. У нас в семье, как ты знаешь, это наследственное ремесло. Я носом могу определить настоящий гугельхупф. Так вот, такой гугельхупф не смогу испечь даже я. Это королевское лакомство.

— Сейчас же брось! — высоким срывающимся голосом закричал мальчик, и Гельмут Шоске скорее инстинктивно выпустил гугельхупф из рук. Тот повторно шмякнулся о пол, словно ком влажной слежавшейся земли.

Отец и сын смотрели друг на друга.

— Подожди пять минут, — настойчиво сказал Гартмут. — Он исчезнет. Ты это увидишь.

— Как исчезнет?

— Он просто пропадет, вот увидишь.

Отец покачал головой.

— По-моему, Гартмут, из тебя растет настоящий фокусник, — с неприкрытым восхищением произнес он. — Гугельхупф, конечно, пек не ты, потому что пекарь из тебя никудышный. Но ты нашел отличного мастера. Признавайся, кто это. Бауэр? Или Петер Махер?

В ответ гугельхупф беззвучно растворился в воздухе.

Старший Шоске стоял как громом пораженный. Исчезновение произошло прямо на его глазах.

— Что это? — с трудом выговорил он.

— Я же говорил тебе, это был не гугельхупф, — терпеливо произнес Гартмут. — Говорил, что он исчезнет. Вот он и исчез. Они не могут долго существовать и пропадают.

— Совсем? — спросил отец, не отрывая взгляда от того места на полу, где только что лежал гугельхупф.

Гартмут не ответил.

— Но ведь это был настоящий гугельхупф! — произнес его отец, изумленно оглядывая комнату. — Он пахнул как гугельхупф, я держал его в руках!

Гартмут вздохнул и повторил:

— Это был не гугельхупф, папа. Я же говорил тебе.

— А ты можешь создать такой же? — требовательно спросил отец.

— Могу.

— И чтоб он так же исчез?

Гартмут в сомнении взглянул на него.

— Они все исчезают, рано или поздно. И есть их нельзя — они ядовиты.

Он попал в точку.

— В самом деле? — разочарованно спросил отец. — А я уж подумал, что можно было бы их.

— Нет. Их нельзя продавать.

— Но они все равно исчезнут! — с хитрым видом заявил отец.

— Папа! У них просто форма гугельхупфов. Их нельзя продавать людям! А если кто-нибудь отщипнет кусочек по пути домой?

Отец недовольно помолчал, а потом из него вырвалось возмущенное:

— Но почему? Почему у них такая форма?

Похоже, он сдался.

— Не знаю, — покачал головой Гартмут. — Быть может, потому, что я сын пекаря.