Фёдор Грот - Ромовая баба

Низкое февральское небо над Финским заливом. Мелкий плотный дождь со снегом, ледяной ветер.

Небольшой пароход «Император Александр I» только что отвалил от Артиллерийской пристани и теперь споро шел мимо стенок кронштадтской гавани, направляясь сквозь строй грозных военных кораблей к видневшейся неподалеку темной громаде форта, которая выделялась своими размерами даже на фоне других огромных фортификаций, раскиданных по всей гавани.

Гартмут уже знал, что в России всякая видимость обманчива. Встающей впереди суровой морской фортеции вскоре предназначено стать мирной противочумной лабораторией; пароход с помпезным названием в просторечии звался «Микробом»; а лысоватый сутулый человек в простой офицерской шинели, стоящий рядом на палубе и поеживающийся под порывами леденящего ветра, принадлежал к императорской фамилии.

По итогам памятной ночной встречи в стенах Института экспериментальной медицины доктор Гартмут Шоске стал советником главы КОМОЧУМ. В буквальном смысле этого слова тайным советником — кроме принца Ольденбургского и самого Гартмута об этом назначении знал только директор института Лукьянов. Там же, на ночной встрече, принц Ольденбургский под удивленными взглядами доктора Лукьянова обрисовал перед Гартмутом круг его новых обязанностей.

Первой задачей было осуществить проверку кронштадтского форта «Александр I», отведенного под противочумную лабораторию, на предмет уязвимости от проникновения болезнетворных духов. Гартмут должен был также участвовать в поездке двух сотрудников института в Тургайскую область для определения месторасположения будущих противочумных лабораторий. Принц четко обозначил основное условие для выбора месторасположения — вблизи будущих лабораторий должны были полностью отсутствовать скопления болезнетворных духов, поэтому Гартмуту было наказано проводить детальнейший осмотр участка и соседних территорий. В случае обнаружения скоплений духов или единичных сущностей необходимо было подыскать другое место.

Гартмут был приятно удивлен такой предусмотрительностью. Он понимал, что поверить в присутствие мира духов несложно, и он знал множество людей, экзальтированных и не очень, которые с головой бросались в увлечение спиритизмом. Но его дар был другим. Гармут не был медиумом. Он ни разу не видел ни одного призрака и не верил в рассказы о привидениях и духах умерших. Зато мир болезнетворных сущностей был всегда перед глазами. Когда Гартмута совсем допекали вопросами о том, какие бывают духи, он начинал спокойно рассказывать, что наблюдает вокруг, — и не без удовольствия видел, как расширяются от неподдельного изумления глаза его собеседников.

В России он прожил уже полгода, но пыльные переулки Тегерана, крашенные хной бороды, свирепый месяц мухаррам и кровавые стенающие шествия богомольцев в дни траура по имаму Хусейну еще не перестали сниться ему. Гартмут провел в Персии почти пять лет и по-персидски говорил словно там родился.

До сих пор стояло в его памяти то Рождество, когда к нему, приехавшему на побывку к отцу, лично явился строгий камердинер со словами: «Доктор Шоске, вас ожидает ее высочество принцесса Аликс!»

Она выросла, его принцесса, и превратилась в красивую темноволосую девушку с печальным лицом. Они беседовали так долго, что Гартмут потерял счет часам. Аликс первая заговорила о той страшной ночи, когда они увиделись в первый раз: «А ведь я ничего не помню, у меня был жар… только помню эти светящиеся коконы. и гугельхупф, он появился у меня под ногами. Так странно!» Тогда Гартмут задал ей вопрос, который давно мучил его: «Вы сказали тогда, что тоже видите их? Это правда?» И она ответила после мучительной паузы: «Да, иногда, самым краешком глаза. Просто успеваю заметить их движение и форму. Эти призраки. они такие ужасные!» Ему ничего не оставалось делать, как согласиться. «Неужели один из них убил мою маму и сестренку?» — спросила она его, и он молча кивнул. «Я хочу, чтобы их не было, — сказала она тогда с твердостью в голосе. — Хочу их победить. Это возможно?»

Он посмотрел на нее. На ее лице была решимость, тонкие ноздри раздувались, она побледнела еще больше. «Это возможно, — сказал он, — но я не знаю других людей, которые могут их уничтожать». — «А если их найти? — предложила она, загораясь. — Если свести их вместе — сможем ли мы тогда бороться с этими жуткими болезнями?» Подумав, он ответил утвердительно. «Так будемте действовать!» — горячо произнесла она. Она была видимо захвачена этой идеей настолько, что отпустила его, почти не попрощавшись.

И он стал ждать. Идея об объединении таких, как он сам, захватила и его. Чем больше он думал об этом, тем вероятнее казалась ему эта затея. А что, ведь нужно только кинуть клич, позвать. Наверняка на свете есть люди, наделенные похожим даром. Пускай они превращают духов во что-то другое — в сырные головы, или перьевые подушки, или в тыквы, как Джовансимоне Монтини, — сущность их дара от этого не меняется. Они избавляют мир от болезней. Но где искать таких людей? Гартмут размышлял, прикидывал и, наконец, пришел к выводу, что в одиночку найти других духовидцев не сможет. Здесь понадобится помощь облеченных властью, потребуются деньги. И он был уверен, что помощь и покровительство вот-вот придут.

Он написал в посольство с просьбой об увольнении.

Самым тяжелым было ждать. Потому что денно и нощно образ принцессы Аликс стоял у него перед глазами. В ушах звучал ее голос, всюду виделось прекрасное печальное лицо. Его принцесса. Жажда деятельности наполняла Гартмута, он не мог просто ждать, пока она снова позовет его, он хотел сделать что-нибудь для нее. Отыскать себе подобных он не сможет, зато сможет сделать то, что ему под силу, — например, отыщет место, откуда выбираются в этот мир дифтерийные пауки. Он помнил слова Берлепша о том, что болезнетворные духи родом из Китая, но у Гартмута была своя гипотеза — о внемировом происхождении злобных болезнетворных сущностей. Одержимый жаждой деятельности, он часами бродил по городу, заглядывая под мосты и в канализационные люки, спускаясь в подвалы, посещая больницы и старые кладбища. Он искал. он даже сам не знал, что именно. Он искал проходы в этот мир, не зная, как они могут выглядеть. Сонмы безобразных духов проходили перед его глазами, но он не обращал на них внимания — печальное красивое лицо принцессы Аликс стояло перед его внутренним взором.

Он понял, что влюбился — глубоко и безнадежно.

Эта мысль повергла его в состояние транса. Теперь он уже не искал — он просто бродил по городу, погрузившись в себя и ничего не видя. Он почти не ел и страшно исхудал. Но главное, он совершенно перестал различать грань между сном и явью.