Фёдор Грот - Ромовая баба

На следующий день, ближе к обеду, прибыли в Астрахань. Несмотря на степной зной, все пассажиры высыпали на палубу, чтобы поглядеть на приближающийся город, накрытый белесоватой дымкой, из которой посверкивали главы исполинского собора, огненные в утреннем солнце. Когда пароход приблизился к пристани, Шоске понял, что вовсе не дымка над городом, а тучи пыли, поднимаемые сильным ветром. Это был горячий горький ветер, оставляющий соленый вкус на губах.

— Пыль! — поморщился Исаев. — На всю Россию известна Астрахань своей пылью. Соленая пыль из степи. Никакого сладу с ней нет, вот увидите. И ветра здесь ого-го какие!

Сойдя с парохода, они очутились в многоязычной толпе торговцев, грузчиков, зевак, зазывал, говорящих и кричащих на дюжине незнакомых языков, среди которых Шоске немедленно и безошибочно распознал персидскую речь. Азиатская сущность города становилась ясна с первых же шагов по астраханскому порту. В толпе мелькали армянские, киргизские, индийские, бухарские, персидские лица, проплывали самые странные и диковинные головные уборы — чалмы, тюбетейки, остроконечные колпаки, малахаи.

Взяв возницу-татарина, они поехали в гостиницу на набережную Кутума. По дороге дивились на однообразные, казарменного вида дома, грязные немощеные улицы, запряженные ослами арбы. Всепроникающая пыль, казалось, покрывала здесь ровным серым слоем как дома, так и их обитателей. Справиться с этой вездесущей субстанцией могли бы деревья, но степной город Астрахань был почти начисто их лишен — не считать же за растительность чахлые запыленные деревца у некоторых домов. Поминутно чихая и прижимая с непривычки к лицам платки, доехали до гостиницы, оказавшейся довольно опрятной, хотя и дорогой.

На следующий день нанесли визит его превосходительству генерал-губернатору.

Астраханский губернатор, он же наказной атаман Астраханского казачьего войска и главный попечитель калмыцкого народа, генерал-лейтенант Михаил Александрович Газенкампф был уже извещен об их приезде телеграммой из Санкт-Петербурга, поэтому принял их сразу же. Это был высокий седой человек с окладистой раздвоенной бородой, очень доброжелательный и ровный в обращении, без малейшего намека на резкость, что для военного в столь высоком чине и занимающего такое положение было удивительно. Однако они уже осознали, что в здешнем климате могут произрастать характеры самые неординарные.

Внимательно и подробно губернатор расспросил их о цели посещения и со знанием дела рассказал о недавних вспышках чумы и холеры. Его осведомленность в этих делах была бы поразительна, если бы они уже не знали от Исаева о неустанных трудах Газенкампфа по созданию карантинных постов и улучшению санитарного состояния Астрахани и других населенных пунктов подведомственной ему губернии. Тут же, в их присутствии, губернатор распорядился о выделении лошадей и проводников, а также всего необходимого для экспедиции и заверил, что сделает все от него зависящее, чтобы их во всех смыслах полезная миссия увенчалась успехом.

— Чума, — говорил Газенкампф, — есть бич этого края. Не проходит и года, чтобы из степи не пришли известия о новой вспышке этой страшной болезни. Но болеют не только кочевники — как вы, несомненно, знаете, болеют и жители приволжских городов. Посему еще в прошлом году распорядился я об устройстве карантинов на пристанях и рыбных ловлях. Вы видели наш порт — число приходящих к нам судов весьма значительно. Мы стараемся проверять каждое судно, но сил наших не хватает. Чума поселяется в густонаселенных кварталах и даже заносится в степь, где дикий быт и неопрятность кочевников способствуют ее распространению. Со времен ветлянской эпидемии больших вспышек не было, но кто знает, что ждет нас? Мы должны быть готовы к встрече чумы. Я каждый день самолично проверяю самые крупные карантины в порту и на некоторых ловлях, и бывает, что некоторые суда мы заворачиваем по причинам слишком очевидным. Куда вы намерены отправиться первым делом?

— В Ханскую Ставку, — за всех ответил Исаев.

— Хорошо, — одобрительно произнес Газенкампф. — Чума частенько случается в тамошних окрестностях. Место это по степным меркам достаточно населенное, оно хорошо подходит для ваших опытов.

За ужином Исаев и Страхович оживленно обсуждали детали экспедиции. Лекарства и оборудование — геодезические приборы и переносная лаборатория — были уже погружены на телеги и ждали отправления. Шоске не вмешивался в разговор. Он прекрасно понимал, что экспедиция, по сути, преследует две противоречащих друг другу цели. Задачей Исаева и Страховича было обнаружить чумные очаги и определить поблизости от них местоположения будущих противочумных станций. Он же, Шоске, должен был подобрать для этих станций такое место, где будут напрочь отсутствовать не только чумные демоны, а духи любых болезней. Задача это была непосильная, но его это не тревожило. Он сможет объяснить Ольденбургскому всю невозможность поставленного перед ним задания. Главное, эта экспедиция отвечала его собственным запросам, предоставляла редкую возможность обследовать области, недавно подвергшиеся нашествию чумы, и выявить присутствие моровых дев, возможно затаившихся где-то в необозримой степи.

Сопровождать экспедицию были приставлены переводчик Кужумбетов, добродушный круглолицый киргиз, и охранник Игнат Маторин, пожилой казак станицы Городофорпостинской, который был женат на калмычке, а потому свободно говорил и по-калмыцки, и по-киргизски. На Маторина возложены были также обязанности походного повара, и на следующее утро он выехал вместе с телегами пораньше, чтобы успеть сделать в степи привал и приготовить обед.

Остальные члены экспедиции отправились верхом.

Не успела еще Астрахань скрыться из виду, оглянувшись, можно было увидеть последние домишки пригородов, а вокруг уже расстилалась степь. Ни пути, ни дороги не было перед ними, а спереди, сзади, справа и слева лежали непостижимые и необъятные пространства, ужасающие своим однообразием. Здесь не было ни ложбины, ни возвышенности, ни камней, ни растительности — одна ровная, песчанистая поверхность, уходящая за горизонт. Редко-редко встречались островки колючек и сцепившихся между собой клубков перекати-поле, сквозь которые проглядывала все та же твердая, выжженная свирепым солнцем светло-серая солончаковая почва.

Они ехали полдня, а пейзаж вокруг не менялся — только возникал то справа, то слева очередной пучок мертвой травы, и скоро Шоске начало казаться, что это один и тот же пучок, едва оказавшись у них за спиной, спешно перебегает вперед, чтобы встретить их еще и еще раз, потому что давно не видел всадников на лошадях, а видел на протяжении долгих-долгих лет лишь черные точки орлов, застывшие в блеклой вышине, сусликов, змей и прочих малоинтересных типов. Как всякий европеец, Шоске был поражен открывшимися перед ним невообразимыми просторами. Его прагматичный ум не мог привыкнуть к мысли, что сотни тысяч верст окрест являются одним сплошным пустым пространством, никем не освоенным и никому не нужным. Расстилающаяся вокруг пустота словно служила доказательством — но чему? Уж точно не тому, что природа не терпит пустоты. А может, необъятные русские степи лежат на другой чаше гигантских весов мироздания, чтобы не перевешивала первая чаша, на которую водружена груда трещащих по швам тюков — перенаселенных городов Европы и Азии?