Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

Попытка накормить Федора мороженой рыбой с треском провалилась.

- А почему, собственно, эта зверюга не может питаться тем же, чем мы? - как-то раз воскликнул Митрохин, поразившись собственной смелости.

- Ну-ка, Настена, - обратился он к младшенькой, - отнеси-ка Феденьке с «барского стола» отварного хека отведать.

Вскоре, вслед за вернувшейся дочкой, в дверях гостиной, появилась горделивая «императорская» физиономия. В презрительно сжатом клюве покачивалась пресловутая рыбина. Федор величественно приблизился к хозяйскому столу и, не наклоняясь, разжал клюв. Рыбина громко шлепнулась на паркет.

«Вот вам хек!» - прочитали Митрохины в оскорбленном взоре Федора. Крыть было нечем.

Но самым сложным в общении с Федором оставалось купание. Митрохины подхватывали его из машины под «белы лапы» и волокли по направлению к пляжу или проруби. Когда до воды оставалась пара метров, пингвин освобождался от опеки и, не веря собственному счастью, плюхался в воду. Поначалу возникало опасение, что Федя заблудится, но он всегда находил нужную прорубь по ему лишь ведомым ориентирам, причем, заметьте, в мутной и изрядно отравленной невской водице.

Так что о пропаже животного без вести в силу природной тяги к свободе нечего было и мечтать. Каждый раз, поймав себя на подобной мыслишке, закоренелый атеист Митрохин мысленно крестился, представляя себя в роли Феликса Юсупова, наступающего на лапы Федора, силящегося выпрыгнуть из проруби в образе Гришки Распутина. Эта картина частенько преследовала его во сне, и каждый раз, просыпаясь в холодном поту, он встречал над собой холодный блеск пингвиньих глаз. В один прекрасный день Митрохин понял, что еще немного, и он загремит на Пряжку (психлечебница на одноименной речке в Ленинграде). Оставался резервный вариант, припасенный на крайний случай - сдать Федора в зоопарк на поруки старинному знакомому - Михалычу, в целом неплохому, хотя и весьма пьющему мужику. Мысль эту Митрохин долго отбрасывал, учитывая ряд последних скандалов вокруг Ленинградского зоопарка. Как выяснилось, последний директор, оказавшийся на поверку артистом балета, регулярно объедал бедных зверушек. Мало того, что львы не получали положенного по царскому статусу мяса. Мартышки, которым, ввиду полного отсутствия положительных эмоций, для тонуса полагалось шампанское, его сроду не видывали, зато регулярно наблюдали сытого и пьяного директора. А вообще, с зоопарком Митрохина связывали не только воспоминания детства. На четвертом курсе военно-морского училища появилось ранее неведомое понятие - свободное время, немедленно вызвавшее острую потребность в карманных средствах. И судьба привела его в зоопарк.

- Работа не бей лежачего, - бодро вещал многоопытный сокурсник Витя, кормивший слона обедом, - пришел, накормил ужином, подобрал то, что осталось... от моего обеда и гуляй!

Деньги были нужны до зарезу, и Митрохин согласился. Проработал он целый месяц, дальше начиналась штурманская практика - очередной заплыв без заходов вокруг Европы. К слону по имени Ганг или просто Гоша он привык, да и тот полюбил Митрохина все душой. Иначе чем было объяснить свирепое поведение Гоши после исчезновения любимого подавальщика ужина. Сменивший его на этом посту Михалыч в первый же день загремел на колышки, коими, как известно, ограждают слоновьи жилища. С тех пор, собственно, Михалыч и хромал, и пил. Но зла на Митрохина он не держал, временами они даже встречались, отметить очередной день счастливого «приземления» Михалыча. Собственно он-то и предложил приютить пингвина в случае необходимости. Теперь этот случай настал.

- Прости Федор, поживешь немного среди зверей, - с заметным чувством вины сипло произнес Митрохин, передавая пингвина Михалычу. В силу важности происходящего последний выглядел трезвее обычного. Получив от Митрохина деньги на свежую рыбу, Михалыч плотоядно крякнул, заставив подводника вспомнить о пристрастиях бывшего шефа главного питерского зверинца. А фраза «Все будет в лучшем виде» и вовсе посеяла в душе Митрохина сомнение в справедливости происходящего.

Всю неделю ученье не шло впрок будущему командиру. Мерещился пьяный Михалыч, пытающийся от дефицита закуски куснуть Федора. Тот силился увернуться неуклюжим пингвиньим телом, но спасительная полынья была слишком далеко...

Наконец, ноги сами привели страдающего от угрызений совести Митрохина прямиком в зоопарк. Картина, представшая его глазам, смогла бы растрогать и не столь тонкую душу, какой обладал наш герой. В заснеженной вольере, склонив голову и сложив лапы за спину, скорбно вышагивал Федор. Судя по утрамбованному насту, делал он это далеко не первый час. От увиденного повеяло такой безысходностью, что Митрохину стало стыдно вдвойне.

А вдруг не признает, не простит!

- Федя, - негромко, но проникновенно воскликнул он и, о чудо, пингвин остановился, как вкопанный, и Митрохин прочитал в его взгляде и надежду, и прощение за все его многочисленные грехи.

Возвращение парочки в лоно семьи прошло с триумфом. Виновные были прощены, предательство не состоялось, а Митрохин по возвращении на Северный флот стал прекрасным командиром. Не знаю как командование, но личный состав души в нем не чаял... за справедливость. И самое главное, ни разу больше Федор не появлялся в супружеской спальне Митрохиных. И жили они душа в душу до самого возвращения хозяина…

Вот вам и монетка в копилку сторонников теории переселения душ.

РАССКАЗ С ПОКАЗОМ

На флоте издревле утвердилась основная форма обучения - рассказ, глубокий и вдумчивый. Желательно с показом. С тренажерами у нас далеко не всегда было хорошо. Поэтому способность лектора наглядно проиллюстрировать свою «сказку» неизменно производит сильное впечатление, а главное - вселяет в обучаемый народ уверенность, что сказанное - не пустые слова.

Одним из ярчайших примеров, подтверждающих это, стала демонстрация, имевшая место на причале в Полярном в середине 60-х прошлого века. Мастер-класс блестяще провел начальник штаба 211-й бригады подводных лодок капитан 1 ранга В.С.Журавель. Речь шла о демонстрации разрушительной силы регенерации - желтоватых пластин, делавших внутриотсечный воздух более или менее пригодным для дыхания, позволяя подводной лодке дольше находиться в погруженном состоянии. Активное вещество, спрессованное на асбестовой основе, поглощало углекислоту, выделяя кислород. Последнее, превращало незамысловатые как грабли «РДУ-шки» (регенерационные двухъярусные установки) в потенциальный источник пожара и даже взрыва. Однако на то и грабли, чтобы на них время от времени наступать. К тому же личный состав во все времена имел тенденцию расслабляться. Особенно когда месяцами приходится делать одно и тоже изо дня в день. А полярнинские лодки в те времена, подобно каравеллам Колумба и Магеллана, годами бороздили моря целыми бригадами. Длительность автономок доходила до 13 и даже 17 месяцев. Впрочем, если провести годик в обществе гремучих змей, чувство опасности наверняка притупится. На подводной лодке этого допустить нельзя. Иначе, взрыв, пожар и гибель людей, а порой и самого корабля. Даже выгруженная из РДУ изрядно побелевшая, отработанная регенерация представляла серьезную опасность, отчего хранилась в герметичных резиновых мешках вплоть до популярной в народе команды по корабельной трансляции «По местам стоять к выбросу мусора и регенерации!» Корабельные курильщики почитали это действо как праздник. Мусор выбрасывался за борт в надводном положении по специальному расписанию. Для «дизелистов» это была в полном смысле слова отдушина, когда можно было курнуть на мостике или просто подышать свежим воздухом... Прежде чем снова нырнуть в прочный корпус для нескончаемой борьбы с вызовами судьбы.