Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

- Товарищ майор, прошу оставить матроса Видлера при мне.

- Что ж, флаг вам в руки, юноша, дерзайте!

Оценив скромную наличность, Веревкин, не раздумывая, обменял ее в ближайшем магазине на пять бутылок водки. Вернувшись на теплоход, он отыскал каюту пострадавшего и, вежливо постучавшись, переступил через комингс, подгоняя перед собой Видлера, принявшего картинно кающийся вид. В каюте рядком сидели на коечке, печально глядя перед собой, пострадавший и его супруга...

Переговоры проходили чрезвычайно туго. И Веревкин был далеко не Чичериным, да и супруга пострадавшего постоянно скатывалась на далеко не парламентские выражения. Сам пострадавший же, по известной причине, больше кивал, чем говорил. Наконец, лейтенант выпустил последний козырь. Он предложил кардинально-справедливое решение. Алексей, а именно так звали потерпевшего, ломает негодяю Видлеру челюсть, заметьте, не вставную, а самую что ни на есть натуральную, и справедливость торжествует! Ну, и, наконец, контрибуция в виде пяти бутылок водки для смягчения нравственных страданий.

Последний монолог был произнесен Веревкиным с таким вдохновением и драматизмом, что окажись неподалеку Георгий Товстоногов, быть Петру в основном составе БДТ им. А.М. Горького. Подстать ему работал и Видлер, в чьем раскаянии уже не сомневалась даже супруга пострадавшего, она же - жертва несостоявшегося насилия. Более того, в конце монолога она уже смотрела на своего обидчика с некоторой симпатией. Шутка ли отдать свою челюсть на заклание. Алексей же оказался просто славным малым. Когда все выпили мировую, он вспомнил, что лет пятнадцать назад и сам носил военно-морскую форму, и чего греха таить, не раз «давал прикурить» своим начальникам.

После второго тоста «За прекрасных дам!» заявление было разорвано в клочья, а незадолго до отхода судна «высокие договаривающиеся стороны» обнялись на прощанье и разошлись контркурсами с наилучшими пожеланиями друг другу.

Матрос Видлер, которого из педагогических соображений к чарке не допускали, был счастлив без вина. Сходя по трапу на гремихинскую землю, он на всякий случай пощупал свою челюсть. Она была на месте.

«Надолго ли?» - пронеслось в его буйной голове.

- Ну что, лейтенант, - с видимым удовлетворением заметил комендант, - свою задачу ты выполнил. А теперь вместе послужим, как я понял?

- Так точно, - бодро ответил Веревкин, хотя в мыслях у него крутилось: «Черта с два! Завтра же заберу своих «архаровцев» и на Святой Нос, подальше от таких сослуживцев».

Самое трудное было впереди!

СЕРЫЙ МЫШКА

За столь шумное прибытие в Гремиху лейтенант Веревкин действительно отделался легким испугом. Зато начальник гидрорайона капитан 2 ранга Семен Николаевич Носик сделал все от него зависящее, чтобы как можно быстрее избавиться от «лучших» представителей Мишуковского маневренного отряда. Именно так они были представлены в препроводительных документах.

Первую из трех береговых станций системы РЫМ-Б нужно было установить на Святоносском маяке. Для скорейшего выполнения задачи были задействованы все силы гидрорайона и, невзирая на неблагоприятные погодные условия (а когда они были здесь благоприятными?), техника и личный состав были доставлены к месту назначения в рекордные сроки. Процесс стимулировался еще и тем, что, пообщавшись с Веревкиным, Носик понял, что если немедленно не избавится от этого нахального «правдолюба», не видать ему перевода в Мурманск на «полковничью» должность как своих ушей.

В общем-то, Веревкин и не собирался торчать в крупном гарнизоне с его сомнительными, но все же соблазнами, учитывая повышенную «надежность» своих подчиненных. Два дня предшествовавших выходу БГК (большого гидрографического катера) ушло на то, чтобы добиться права на личное оружие.

- Желательно пистолет Стечкина, но, на худой конец, сойдет и Макаров, - уверял он начальство. - Иначе как я буду защищать вверенный мне личный состав от волков, медведей и бешеных лис.

Упоминая последних, Веревкин, конечно же, имел в виду «безбашенного» мичмана Князева. Выверенная аргументация сломила колебания начальства, готового и на более крупные уступки, лишь бы убрать с глаз долой опасный контингент. Лейтенант получил в свое распоряжение ПМ с двумя обоймами.

Последняя наличность - 35 целковых, была истрачена Петром на приобретение у нетрезвого аборигена старой двустволки 16 калибра с 30-ю патронами. Теперь он был готов выполнить любое задание «партии и народа». Как показал ход событий, столь тщательные приготовления оказались совершенно оправданными.

Прибыв на знаменитый маяк, лейтенант первым делом построил свою команду и счел своим долгом напомнить, что теперь они составляют отдельный гарнизон, начальником которого является он - лейтенант Петр Веревкин.

- Учитывая важность возложенной на наши плечи государственной задачи, малейшее неповиновение будет жестоко караться, вплоть до высшей меры!

При этом лейтенант красноречиво коснулся рукой кобуры, с которой с этих пор не расставался даже ночью. Воспоминания о событиях на «Воровском» были слишком свежи, поэтому фраза: «Пристрелю как собак, или демобилизуетесь вовремя. Третьего не дано!» была воспринята без тени ухмылки. Краснофлотцы поняли, что достали своего командира по самое некуда, а посему, не желая подводить ни его, ни себя, проявили служебное рвение в полной мере. Антенное поле было развернуто с изумляющей быстротой, в рекордные сроки была настроена приемо-передающая аппаратура, и уже через три дня, вместо отпущенной недели, в базу полетело донесение: «Станция к работе готова, служим Советскому Союзу!»

В ответ капитан 2 ранга Носик коротко радировал: «Служите до весны, Родина вас не забудет!»

«Но и не простит», - мрачно продолжил известное изречение Веревкин, понимавший насколько расплывчато понятие «весна» в Арктике. Мало того, что плакало его представление на звание «старший лейтенант», о котором ни одна собака не вспомнит, так еще и семья бог весть когда увидит. Еще на четвертом курсе училища Петр пополнил когорту «женатиков» и даже успел родить сына, получив его одновременно с лейтенантскими погонами. Мрачные мысли начали одолевать: «Жена-красавица одна-одинешенька, сын растет без отца. Если когда-нибудь и выберусь из этой дыры, то жена наверняка успеет сбежать, а сын станет называть дядей».

Стало ясно, что необходим подвиг. Иначе забвение гарантировано. Но где же найти место подвигу? В голову закралась дурацкая мысль о взятке начальнику гидрорайона, которая была тут же отброшена до лучших времен. Оставался острый аппендицит, но аппендикса Веревкин неосмотрительно лишился еще на втором курсе училища. Тогда это позволило ему избежать гауптвахты за организацию «поточной» сдачи экзамена, позволившей выдать даже тупых за отличников. В случае полной непроходимости сдававших гарантировалось, как минимум, «хорошо». «Ноу-хау», подразумевавшее «подкуп» лаборанток и массовую «засветку» билетов, вообще-то принадлежало приятелю по Нахимовскому училищу Боре Татищенко (он же Тать), но попался Веревкин.