Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

По всей видимости, это были, так называемые «совгражданки», соотечественницы, вышедшие замуж за алжирцев, но на всякий «пожарный» случай сохраняющие советское гражданство. Барышни просто обменивались грустным опытом и отводили душу в крепких родных выражениях. Я выбрался на берег, чтобы перевести дух буквально рядом с девицами. Несмотря на некоторую усталость, я не смог удержаться и громко изрёк:

- Поскромнее бы надо себя вести, девушки! Африка всё-таки!

Результат превзошел все ожидания. Как в заключительной сцене «Ревизора», все трое, онемев, застыли. Не желая портить эффекта, и не меняя каменного выражения лица, я упал спиной в воду и начал медленно удаляться от берега. Плавно перебирая ластами, я наблюдал за остолбеневшими соотечественницами, стараясь представить, за кого же они могли меня принять. Вскоре они скрылись за горизонтом, а я настолько согрелся, что благополучно доплыл до лагеря...

Вообще, в то «застойное» время было много курьёзных случаев, связанных со встречей соотечественников. Когда в Андалузии появлялись группы советских туристов, мы поначалу приветливо подходили к ним, искренне желая пообщаться с «нашими», которые тут же шарахались в сторону. Скорее всего, были «заинструктированы». Кто знает, а вдруг их пытаются охмурить потомки белоэмигрантов, функционеры НТС или империалистическая агентура. Как-то раз, в бытность старшим военно-морским начальником, мне позвонил генеральный консул в Оране и милейший человек Борис Васильевич Хлызов.

- Сергей Вячеславович, тут наша лодка боевой службы высадила на берег мичмана с аппендицитом. Шесть часов пытались вырезать, но не смогли найти. Сейчас он в госпитале «Пальмьери». Навестить не хочешь?

- Разумеется, это просто мой священный долг.

И вот с авоськой апельсинов, в светлом костюме, украшенном биркой «Commandant Арrеlеv», я вхожу в двухместную палату госпиталя. На устах улыбка, мне известно, что проклятый аппендикс наконец удален, предвкушаю встречу с коллегой.

- Ну, как делишки, старина? - бодро начал я, обращаясь к бледному, как и положено, человеку, извлеченному из недр дизельной подлодки.

«Старина» - конопатое создание лет тридцати, побледнело ещё больше и изрекло:

- Ничего вам не скажу, не старайтесь. Предупреждали. А ваши апельсины мне и даром не нужны.

- Да свой я, дурья башка, капитан 2 ранга, командир лодки. Видишь бирку.

- Вот-вот, мало ли чего понавешают. Предупреждали. Ничего вам не скажу.

Не очень похожий на больного араб хитро поглядывал на происходящее с соседней койки. Видя, что дело приобретает тупиковый оборот, я, однако, не сдавался, апеллируя к логике.

- Видишь ли, когда корабль заходит в чужие терводы, всегда сообщается бортовой номер и фамилия командира. Так что это не секрет.

На конопатом лице мелькнула напряженная мысль, после чего раздалось:

- Ну, Виноградов...

- «Слепой» что ли?- бегло спросил я, отметив, что краска начинает возвращаться на лицо собеседника. Несколько лет назад моим однокашником по командирским классам был Толя Виноградов, прозванный «слепым», когда из-за слабого зрения, высокая кадровая комиссия сочла невозможным назначить его научным сотрудником одного из ленинградских институтов ВМФ. Он стал командиром подводной лодки в Полярном. Ведь в перископе есть регулировка резкости...

- Враги не могут этого знать,- шепотом произнес подобревший мичман Коля, выразительно косясь в сторону соседа по палате.

Я чуть было не ляпнул: «Могут», - но вовремя сдержался. Мы мило поболтали, а Коля, наконец, милостиво согласился принять авоську с фруктами. Подлечившись, боцман Бурдочкин оказался в родной базе аж на месяц раньше своей подлодки…

Командир «Б-9» Анатолий Виноградов и его старпом, кстати, тоже мой одноклассник, но по училищу, Владимир Кузьмин, были приятно удивлены, заметив на пирсе в Полярном среди встречающих хрупкую фигурку боцмана, окончательно оправившегося от ран. Особенно приятно было старпому, как непосредственному участнику (в качестве «черного» ассистента) провалившейся операции по поиску боцманского аппендикса.

Дабы у читателя не складывалось иллюзий относительно нашего главного предназначения, приведу несколько примеров, характеризующих серьезность поставленной задачи и возникавших по мере ее выполнения «вводных».

Январь 1983 года. Из основного экипажа первой лодки (С-28) осталось 13 человек - офицеры и мичманы. По мере отработки алжирских экипажей, а за три с половиной года моего пребывания таковых было подготовлено четыре, инструкторский персонал постепенно сокращался. Причем, местное командование старалось максимально ускорить этот процесс. Во-первых, из соображений экономии государственных средств, ну и конечно из-за вполне понятного стремления к самостоятельности.

«С-28» уже под алжирским флагом и с новым наименованием «010» - «зеро-диз», вышла из Мерс-эль-Кебира в ближние полигоны для отработки задач боевой подготовки и, в частности, такого важного маневра, как срочное погружение.

Уровень подготовки алжирского экипажа не вызывал никаких сомнений, хотя, как и прежде, требовал постоянного контроля. Лодка, проведя дифферентовку в базе, благополучно проследовала в полигон. Идти было недалеко - миль пятнадцать, то есть часа полтора ходу. Достаточно времени, чтобы успеть повторить пройденное и при этом не сильно утомиться. Стоял чудесный январский день. Море - штиль. Уточнив с алжирским командиром предстоящие действия, я спустился в центральный пост (ЦП). Из состава инструкторской группы там находились: командир БЧ-5 капитан 3 ранга Юрий Александрович Филиппов и боцман - Михаил Марченко. Вскоре прозвучала команда «Срочное погружение!», и, задраив верхний рубочный люк, в ЦП величественно спустился капитан Хеддам

Зажужжали машинные телеграфы, отработав команду, в шестом привычно дали средний ход, а инженер-механик Бенасер скомандовал открыть клапана вентиляции средней группы. Алжирский боцман переложил рули на погружение и дифферент пополз на нос. Ничто не предвещало ЧП... до тех пор, пока я вдруг не понял, что алжирский боцман не реагирует на команды. Рули оставались переложенными на максимальный угол... на погружение. Дифферент начал стремительно нарастать. 10 - 15 - 20 градусов. Стоит ли говорить, что глубина нарастала не менее стремительно. В голове пронеслись веселенькие перспективы с переходом угла заката и последующего провала вплоть до самого дна, а под килем было целых две с половиной тысячи метров.

- Боцман, - крикнул я Марченко, - отрывай от манипуляторов вместе с руками! Полный назад!

В ЦП царило явное замешательство. Филиппов ринулся к телеграфам и дал реверс. Когда я продул носовую группу, дифферент достиг уже 35 градусов. Положение лодки было таковым, что люди вполне могли бы ходить по носовым переборкам. Дойдя до цифры 39, стрелка дифферентометра остановилась и весело побежала в обратную сторону. Лодка провалилась всего до 80 метров, что было также отрадно, ибо подводникам известно, что эффективность системы аварийного продувания при давлении в магистрали до 200 атмосфер после этой глубины стремительно приближается к нулю...