Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

Наконец Марченко удалось оторвать алжирского коллегу от манипуляторов, что, уверяю вас, было делом нешуточным. Впоследствии Михаил Васильевич утверждал, что преодолеть мертвую хватку ему удалось только с помощью отечественного валенка, в котором был предусмотрительно заключен кирпич, но, несмотря на красочность этой версии, я считаю ее маловероятной.

Надо ли говорить, что, стремительно вылетев на поверхность и успокоившись, лодка замерла... Случившееся нуждалось в оценке. Все длилось считанные минуты, а местный экипаж, на мой взгляд, почти ничего не понял. Даже те, кто был в центральном посту. Подобие легкой истерики наблюдалось несколько часов спустя, после того, как причины и возможные последствия были живо описаны в красках.

Чего стоит только поголовное отравление хлором, после того, как при дифференте свыше 41 градуса, электролит начнет вытекать из аккумуляторов. Хотя какая разница для экипажа, если прочный корпус разрушится еще раньше под воздействием давления где-то на глубине 600-700 метров…

Что же произошло с алжирским боцманом? И где он обрел железную хватку? Дело в том, что в матросской лавке на территории базы совершенно свободно продавалась некая «шима», которую местная публика активно запихивала за щеку, очевидно, получая при этом определенное удовольствие. Боцман явно злоупотребил «зельем», которое в критический момент и привело к известным последствиям. Я всегда считал чувство меры самым главным в человеческой жизни, а в профессии подводника особенно!

Наши люди как всегда оказались на высоте и заслужили самую искреннюю благодарность. Мои действия после доклада были одобрены в целом, но получили критическую оценку свыше в смысле выбора полигонов с «запредельными» глубинами. Слова о том, что если бы мы треснулись о грунт на глубине 100 метров, ждать помощи было бы все равно тщетно, не вызвали понимания.

«Гусарите!» - прозвучало в ответ.

Я прекрасно понимал, что на любое происшествие должна быть соответствующая реакция командования. К примеру, утонул на боевой службе матрос. Запретить купание в Средиземном море на год! Таково было решение тогда... Нам же впоследствии были нарезаны полигоны почти в 100 милях от базы, так как мелководье наблюдалось только у порта Бени-Саф, в сторону марокканской границы.

НАШЕГО ПОЛКУ ПРИБЫЛО

С прибытием в Алжир второй подводной лодки пр.6З3 («С-7», командир - капитан 3 ранга Александр Иванович Большухин, старший на переходе - замкомбрига 22 брпл капитан 1 ранга Валерий Федорович Романовский) алжирская сторона сформировала подводный дивизион, который возглавил бывший командир «010» майор Ахмед Хеддам - мой первый подопечный. К тому времени у него сложились весьма непростые отношения с командиром базы - майором Абделлахом Хенаном. Последний частенько обвинял Хеддама в сепаратизме, особенно когда новоиспеченный подводник требовал создания собственной береговой базы, основываясь на вполне законном требовании специального снабжения лодок. В его распоряжении был весомый аргумент. Уж коль страна взялась за создание собственного подводного флота, надо чем-то жертвовать. Вполне возможно, что при этом следовал намек, что весьма жаль, но некоторые вещи «надводнику» просто не понять...

Неудивительно, что процесс становления был длительным и болезненным, не без намеков командира базы о порочном влиянии со стороны советников... Тем не менее, героическими усилиями наших офицеров, мичманов и энтузиастов-подопечных, вскоре (через полтора года) практически на ровном месте вырос водолазный полигон, мини-учебный центр и, в целом, работали все свойственные соединению подводных лодок структуры. Дожить до светлой поры автономного базирования мне так и не довелось. А вот о личном противостоянии с командиром базы забыть трудно. Майор Хенан был мудрым и рассудительным офицером и по окончании флотской службы по достоинству занял высокий дипломатический пост, как это было принято в АНДР в ту пору.

Мы встречались довольно регулярно по совершенно разным поводам. Однажды я был приглашен в штаб, располагавшийся в «подземелье» и в кабинете командира базы принял, как старший группы СВС, искренние соболезнования по поводу кончины Министра Обороны маршала С.Л. Соколова. Слава богу, маршал жив и по сей день, но тогда я выразил недоумение и услышал в ответ: «Асtualite» (единственная официальная газета наряду с «El Moudjahid») ошибаться не может.

На следующий день выяснилось, что заметка была перепечатана из не менее авторитетной, испанской газеты. Ее корреспондент поспешил с выводами, увидев, что маршал упал в обморок на очередных похоронах кого-то из членов Политбюро. Разумеется, опровержения не последовало, зато буквально в следующем номере «Aсtualite» красовалась заметка о том, что преждевременно отпетый маршал принял в Кремле военную делегацию Южного Йемена.

Как-то раз, получив доклад о перерасходе электроэнергии со стороны советских специалистов, командир базы предложил мне проехать на виллу Сен-Клотиль, где в то время проживали наши матросы и мичманы. Бывшая резиденция французского адмирала пришлась им по вкусу. К небольшому бассейну русские умельцы во главе со старшим помощником командира «С-7» («011») капитан-лейтенантом Личинкиным В.М. пристроили баньку, употребив для этого доски от ящиков, содержавших некогда советскую технику. Василий Михайлович «допустил такую продуманность», что из этого шедевра деревянного зодчества не хотелось уходить. Неподалеку находился небольшой вольерчик. Не знаю, кого держали там в бытность французского адмирала, но наш доктор выращивал там кабанчика. Его еще младенцем я привез как-то с охоты, которую регулярно организовывали наши алжирские друзья и коллеги. Сами они, разумеется, совершенно не интересовались трофеями в виде презренных «халюфов» (свинья - арабск.), но им был приятен не только процесс охоты, но тот энтузиазм, с которым встречали добычу советские матросы. В экипажах было достаточно специалистов, превращавших кабанятину в изысканные блюда. Порой возникали курьезы. Как-то, подстрелив с лейтенантом Ремати приличного вепря, мы забросили его в багажник джипа к привезли на виллу. Стояла ночь, но дежурная служба знала, что вот-вот прибудут командиры с добычей. Так оно и случилось.

«Забирай, мужики!» - торжественно произнес я, распахивая дверь багажника. Каково же было всеобщее удивление, когда оттуда с ревом выскочил огромный кабанище и помчался по саду в ближайшие заросли.

«Подранок, однако», - прокомментировал Ремати, в очередной раз демонстрируя блестящее знание русского, полученное в стенах Бакинского ВВМУ. Команда была поднята по тревоге и, вооружившись пиками, к утру добилась-таки охотничьего успеха... Ну а малыш-кабанчик сразу стал всеобщим любимцем. Особенно прикипел к нему душой наш корабельный врач - Коля Пинькас («011») Он не просто холил и лелеял его, любовно поглаживая по характерным полоскам вдоль хребта, но и буквально делился лучшими кусками. Порой он даже прогуливался с ним по саду, качая на руках. Когда вес кабанчика перевалил за 20 килограмм, доктор переключился на свободный выпас. Он частенько сиживал на завалинке, с нежностью наблюдая за свом питомцем, бродившим среди колючих опунций. Самой непристойной в ту пору в экипаже считалась шутка, в которой содержался намек на то, что когда-то кабанчика придется съесть.