Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

В ЦП царило здоровое возбуждение.

- Слушай, акустик, слушай, родной!

Акустик - опытный аджудан (мичман) из первого экипажа, обливаясь потом, вслушивался в обмотанные белым бинтом наушники, связывающие его с этим шумящим, квакающим и свистящим миром, ошибочно представляемым подавляющей массой людей как «мир безмолвия». Сейчас он - главное лицо на корабле, почти как командир, сидящий рядом и буравящий его взглядом, полным надежды. Даешь контакт! Ну, а дальше вступят другие. Командир утвердит контакт, главную цель. КБР определит ее ЭДЦ (элементы движения цели). Торпедисты приготовят оружие, введут нужные величины, откроют передние крышки, и все вместе будут ждать самой главной команды - ПЛИ!

- Commandant, le bruit des helices, gisement - 127 degrees! (командир, шум винтов по пеленгу 127 градусов!)

Торпедная атака! Атака надводных кораблей, торпедные аппараты №№3,4 к выстрелу приготовить! Первый замер товсь - Ноль!....

Чтобы не морочить голову читателям, и не пародировать «Войну и Мир» ограничу французские вставки до минимума.

Атака тем временем достигла своего пика!

- Gisement - 131, gisement - 132... , Contact perdue! (пеленг -131, пеленг -132, ... контакт потерян - фр.)

- Что-оо! - Возмущенно вступает в игру советский командир, - Я тебе дам perdue!

- Контакт восстановлен - 134 градуса, бодро по-русски возвещает акустик.

Я изображаю плавный жест, переадресуя доклад алжирскому коллеге. Херда благодарно улыбается, возвращаясь к своим пометкам на планшете. Он - весь - внимание.

- Papportez gisement - 142 (доложить пеленг 142) - Командует Херда.

Тягучее время отбивает секунды...

- Gisement 142, commandant!

- Les appareilles No 3 et 4, salvo! (Аппараты №№3,4 - Пли!)

- Торпеды вышли, боевой на месте! - докладывает первый отсек.

Теперь от нас уже ничего не зависит. Если расчеты правильны и техника не подведет, успех обеспечен.

Так вышло и на сей раз. А если отбросить поступление воды в первый отсек через клапан осушения цистерны БТС (беспузырной торпедной стрельбы) и последовавшее за этим аварийное всплытие, день прошел спокойно и с пользой. Впереди была работа над ошибками в базе...

«Похоже, пора всерьез заняться французским», - в который раз сказал я себе, вспоминая историю из биографии того же Нельсона.

После смерти прославленного адмирала в его вещах обнаружили ученическую тетрадь. Абсолютно чистую, за исключением единственной записи на первой странице. Она гласила «Сегодня 12 февраля 1773 года я, Горацио Нельсон (тогда 15-летний гардемарин) начинаю изучать французский...»

Поверьте, я далек о того, чтобы проводить параллель между великим флотоводцем и своей скромной персоной. Просто я хотел сказать, что бывали люди и поленивее.

Мне французский в жизни пригодился и не раз. Правда, в память о годах, проведенных в Алжире, неистребимым остался акцент. Впрочем, это абсолютно не мешало делу, вызывая, порой, забавные ситуации.

В 1984 г. после доклада на международной конференции по морскому праву в Монако ко мне подошла одна из участниц - профессор Сорбонны мадам Бер-Габель.

- Капитан, откуда у вас этот очаровательный магрибский выговор? Я родилась в Оране и, услышав вашу речь, буквально окунулась в детство.

- Всегда к вашим услугам, мадам. В этих же местах прошли и мои, поверьте, далеко не самые худшие годы.

Теперь вам понятно, что я имел в виду...

13 ноября 2004 г.

С.-Петербург

ДОКТОРА И БОЛЕЗНИ

Болеть подводникам было некогда из-за напряженного графика плавания. Да и докторов вокруг было предостаточно. Помимо собственных корабельных - Володи Рябова и Николая Пинькаса - нас окружала масса советских врачей, работавших в Оране. Когда мы жили в Андалузии к нам приезжали особенно регулярно. Когда СВС переместились в Арзев, стали приезжать только друзья. Среди последних особо теплого слова заслуживает семья Хасановых Элла и Ильфак. Элла была невропатологом, а Ильфак - инфекционистом. С ними находились и два сына Артур и …. Ильфак первым пришел на помощь, когда наша команда отравилась во время экскурсионной поездки в религиозную столицу Алжира Тлемсен на День Флота в 1982 году. Причиной отравления стала вареная курица, жертвой которой стали поголовно все, кроме командира, т.е. меня и маленькой дочери нашего переводчика Саши Наумова - Катерины. Возможно, происшествие удалось локализовать и обойтись без жертв, только благодаря своевременному появлению Ильфака Хабибовича, заменившего временно выведенного из строя нашего корабельного доктора.

До госпитализации дело доходило только дважды. Первый раз с высокой температурой в местный госпиталь был отправлен командир отделения рулевых Федор П. На второй день, всклокоченный старшина появился на вилле Сен-Клотиль, где проживал личный состав. Судя по живописному наряду, Федор элементарно бежал, не дожидаясь выписки.

- Никакой мочи там лежать, товарищ командир! - отчаянно жестикулируя и округляя глаза, вещал беглый больной. - Вокруг лежат арабы с непонятными болезнями, похоже, прокаженные. Рядом кто-то рожает! Хоть убейте, туда не вернусь!

Тронутый красочным рассказом Федора, я незамедлительно высказал протест алжирскому командованию, передав впечатления подчиненного как можно ближе к тексту оригинала.

Через день из госпиталя подвезли вещи «досрочно выписанного», а чуть позже подошел корабельный доктор капитан Милюди Нуи и с чувством начал уверять, что в тот день в Федькиной палате никто не рожал…, а что касается гигиены, то, мол, чем богаты…

Другой случай оказался более трагичным. Осенью 1984 г. врач-инструктор «С-7» капитан Николай Пинькас обнаружил у себя симптомы неизвестной болезни. Местные специалисты, недолго думая, предложили вырезать аппендицит. После некоторого раздумья, Пинькас согласился, а я, несмотря на печальный опыт, дал добро. Когда выяснилось, что аппендикс удален зря, наступило более глубокое раздумье. Я заявил Николаю, что больше его местным не отдам. Ближайший советский госпиталь находился в Сиди-Бель-Аббесе, т.е. в 120 километрах от Орана. Таким образом, дистанция в два раза превышала установленный для СВС радиус передвижений. Поскольку речь шла о здоровье члена экипажа, я немедленно позвонил другу - представителю Совфрахта Виктору Шлемину, который, бросив все свои дела, мгновенно домчал больного в госпиталь.

Наутро алжирское командование, слегка поморщась, молча проглотило информацию, догадываясь, что этим дело не ограничится. Так и получилось. Вести из госпиталя оказались малоутешительными. С диагнозом и здесь возникли затруднения, было ясно лишь то, что болезнь связана с опухолью мозга. Через пару дней капитан Пинькас был отправлен самолетом на родину, а еще через неделю выбросился из окна клиники им. Бурденко и погиб. Как сообщили родственники, болезнь оказалась неизлечимой. Это была первая, но, к счастью, единственная потеря инструкторской группы, оставшейся таким образом без собственного медобеспечения. Офицеры шутили, что самым крупным «врачом» остался командир, за плечами которого были курсы оказания первой (и последней!) помощи, пройденные в юношестве во время обучения в интернате. Чтобы соответствовать высокому званию «лекаря» приходилось заботиться о постоянном совершенствовании навыков.