Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

В этой связи больше всего запомнилась поездка с Хасановыми на «волонтариат» - безвозмездное оказание медицинской помощи алжирским крестьянам, широко практиковавшееся советскими врачами. Правда, по некоторым данным, это не способствовало укреплению их репутации, как специалистов высокого класса, ибо «туземное» население упорно придерживалось взглядов, что если доктор не берет денег за оказание помощи - он ненастоящий. Тем не менее, от такого рода помощи они не отказывались, и на прием в каждой деревне, выстраивалась огромная очередь.

Я участвовал в подобной операции лишь однажды, но и этот случай глубоко запал в память, заставив задуматься помимо прочего о реальности переселения душ.

Крошечный с виду, но вполне комфортный изнутри, а к тому же обладавший редкостной проходимостью, автомобиль Ильфака «рено-4» или «ЭРКАТР» резво колесил по серпантину дороги в деревеньку, расположенную в отрогах Атласских гор. Дорога, что туда вела, несмотря на малую значимость поселения, была превосходной, особенно по русским меркам. Заранее предупрежденные жители встретили нашу группу (Элла и Эльфак - врачи, я в роли ассистента), тепло и радушно. Сельский староста, четырехкратно поцеловавшись с каждым из нас по мусульманскому обычаю, широким жестом пригласил нас в дом, где целование продолжилось на новом, более высоком уровне, учитывая наличие двух жен и уймы родственников.

«Как бы самих потом лечить не пришлось от неведомых болезней», - пронеслось в голове.

Я почувствовал легкий дискомфорт, но, памятуя о подвиге Р.Стивенсона, который чтобы не обидеть прокаженного на Таити, раскурил с ним трубку, устыдился и приготовился исполнять свою роль гуманиста-интернационалиста. Внезапно из дальнего угла огромной комнаты, в которой мы продолжали ритуал целования, донесся гортанный крик. На мгновение воцарилась гробовая тишина, после чего шум стал характеризоваться простым русским термином - галдеж. На обширной кровати восседал глубокий старик, его глаза сверкали, он явственно указывал перстом в направлении вашего покорного слуги. Последнее не могло не взволновать, и я тут же получил объяснение. Хозяин с легкими признаками ошаления взволнованно поведал, что это его парализованный дедушка, прикованный к постели почитай девять лет. Однако, увидев меня, он смог встать, потому что узнал во мне бывшего однополчанина. Я был более чем заинтригован.

- И в каком, позвольте спросить, полку мы служили, и в какую кампанию?

Выслушав окрашенные внутренним жаром объяснения старика, хозяин пояснил:

- Разве не помните, как в Великую войну вы вместе с дедушкой били французов?

Я этого, убей бог, не помнил, отчего поспешил уточнить:

- А в какой, простите, армии?

- Ясное дело, в германской! - с нескрываемой гордостью за своего предка произнес староста.

Почувствовав себя несколько обескураженным, я понял, что следовало как-то реагировать.

- Так чем же я могу быть полезен моему любезному однополчанину? - поинтересовался я, припомнив интонации, почерпнутые в детстве из лагинского «Старика Хоттабыча».

После небольшого совещания с восставшим с одра дедушкой хозяин несколько смущенно произнес:

- Мсье, он хочет, чтобы вы его… поцеловали.

Я оглянулся на стоявших неподалеку «коллег». Из их суровых лиц я понял, что отвертеться не удастся, и решительно направился к деду. Поцеловав его в лоб, я понял, что совершил один из самых достойных поступков в своей жизни.

Глаза старика озарились благодарностью, он шумно выдохнул и упал на свое ложе…Возможно уже навсегда.

Это был первый случай в моей жизни, когда я без всякой иронии задумался о переселении душ. А ведь чем черт не шутит? Вдруг и на самом деле мы со старым Абу ходили в штыковую на Ипре или сидели в одном окопе во Фландрии?

КОНЪЮНКТИВИТ

Редко кто, послужив на флоте, упускал возможность запечатлеться на фоне родного корабля, даже если это строго возбранялось. Контрразведчики собирали целые коллекции, призывая офицеров крепить бдительность и следить за творчеством подчиненных. У меня сохранилось несколько таких карточек, изъятых в свое время замполитом у «годков» из «дембельских альбомов». Безобразного качества, но трогательных по сюжету. К примеру, неестественно серьезная физиономия «годка» за перископом, копирующая собственного командира. Снимки эти делались, как правило, на вахте, без «отцовского глазу». Вообще-то прикасаться к командирскому перископу считалось дурным тоном, а заглядывать и вовсе кощунством. Естественно, что внушить подобные истины за короткое время алжирским матросам было весьма проблематично. В перископ глазели все кому не лень, превратив его в «инструмент общественного пользования». Результатом этого стал жуткий конъюнктивит, заработанный мною на оба глаза.

Наш доктор оказался бессилен, и я с удовольствием принял приглашение вице-консула Виктора Остапчука сопроводить их с супругой в Бени-Саф - небольшой порт близ марокканской границы. Туда прибыли с визитом три наших тральщика и я, как старший морской начальник на Западе страны, не мог пропустить возможности пообщаться с соотечественниками. Тем более, что в этом городе находился советский госпиталь.

Наше знакомство с Виктором Дмитриевичем состоялось при весьма анекдотичных, в полном смысле слова, обстоятельствах. На фуршете, которое наше генконсульство в Оране проводило по случаю очередной ( 66-й) годовщины Великой Октябрьской революции, хозяин торжества, генкосул Борис Васильевич Хлызов, подошел ко мне с незнакомым мужчиной лет сорока. Отпустив тираду насчет героев морских глубин, он автоматически настроил меня на ироническую волну.

- Сергей Вячеславыч, а что, можете, как главный военный среди нас, сообщить какой-нибудь свежий солдатский анекдот?

Вопрос несколько озадачил, тем более, что в этом амплуа я, откровенно говоря, здесь не проходил. Однако, не задумываясь, выпалил:

- Вообще-то, флотские байки ближе, но если угодно, пожалте. Называется «Солдатская смекалка». Рядовой Остапчук вылез на бруствер и обомлел. На траншею надвигалась вражеская армада из пятисот танков. «Абзац!» - смекнул Остапчук.

Воцарилась гробовая тишина. Спустя мгновение, ее нарушил вопрос незнакомца, который оказался не только новым вице-консулом, но и Остапчуком. В его голосе сквозила откровенная обида: «Вы это специально для меня придумали?»

Впрочем, вскоре мы подружились...

Назавтра на первой полосе местной газеты появилась заметка «Празднование 26-й годовщины революции в советском консульстве». Ее «украсила» композиция: ваш покорный слуга с рюмкой в руке, рядом - старший авиационной группы, мощным изгибом тела отправляющий свою порцию в широко разинутый рот, а чуть позади - муж американского генконсула с гримасой удивления. До сих пор не могу понять, что же могло удивить профессионального разведчика столь явно. Газету на всякий случай сохранил.