Сергей Апрелев - Под шорох наших дизелей

Третий раз я встретил Геннадия спустя еще семь лет. Во французском посольстве. К тому времени он был уже директором крупного столичного банка и одним из спонсоров международной гонки на собачьих упряжках, стартовавшей на днях из Москвы в Петербург. Что там делал я? Был координатором этой гонки, о которой стоит рассказать отдельно.

Он сразу узнал меня и, как только закончилась пресс-конференция, не сворачивая, направился ко мне из президиума. Посол Франции Пьер Морель весьма кстати объявил начало фуршета, и мы осушили за встречу по стаканчику виски. Печально, но Веры на сей раз с нами не было. Во время нашей последней встречи я сказал ей, что в нашем роду не принято разводиться. С тех пор я о ней ничего не слышал... Дай бог ей счастья!

Известно, что все хорошее быстро пролетает. Причем, чем оно лучше, тем быстрее...

Тогда, в ресторане безмятежный ход событий прервала официантка с загадочным лицом:

- Товарищ командир, вас к телефону!

- А где он у вас?

- В варочном цеху. Я вас проведу...

В трубке встревоженный голос старпома:

- Товарищ командир, проверка готовности. Оперативный передал, что если не снимемся через час, будут крупные проблемы. Вплоть до расстрела!

- Отлично! Экстренное приготовление начали?

- Так точно!

- Еду!

- Ну что, Мех, полетели, - обрадовал я командира БЧ-5, сидевшего неподалеку. Кроме него в зале присутствовало еще трое наших офицеров. Все мгновенно рассчитались, распрощались с дамами, а один из них даже успел вызвать такси. Учитывая, что сорокатысячный город обслуживало всего шесть машин, это было несомненным успехом. Проезжая кинотеатр один из нас вышел, чтобы, на всякий случай, крикнуть в зрительном зале: «Подводники на выход!».

Когда топот подводницких сапог затих, зрители привычно вернулись к прерванному занятию. Они прекрасно знали, что лодка в базе всего одна, и больше их никто не потревожит. По крайней мере, в этот сеанс.

Лодка вышла в море ровно через сорок минут после получения сигнала тревоги.

P.S. Все прекрасно понимали, что возвращение в Лиепаю неизбежно, как «крах мирового капитализма», но, когда я сообщил об «историческом» решении командования экипажу, откровенно говоря, мало кто поверил.

«Какая жестокая шутка», - читал я в глазах подчиненных.

- Никаких шуток больше не будет. Служить будем серьезно! Старпом, учебная боевая тревога, подводную лодку экстренно к бою и походу приготовить! Штурман, прокладку в Лиепаю! Кстати, карты, по которым мы сюда пришли, еще остались?

Из отсеков донеслось троекратное «Ура» и все завертелось, как и положено в коллективе, спаянном великой целью...

Запомнилась концовка последнего разговора с ОД базы.

- А вы случайно не сын капитана 1 ранга Апрелева В.П. из училища Фрунзе?

- Сын, а что, привет передать?

- Да нет, пожалуй. Я плохо учился. Хотя, впрочем, передайте! От Тищенко с 3 факультета...

Что я сейчас и делаю. Честное слово, замотался, но лучше позже, чем никогда!...

Следующий длительный «заплыв» в славный город Балтийск придется на апрель-май.

Причем, в ночь на 26 апреля лодка будет стоять на якоре, на внешнем рейде. Весть о чернобыльской аварии (тогда мы еще не знали, что это катастрофа) принес штурман, случайно прослушивавший «Радио Швеции». В ту пору это была популярная станция, которую слушали не столько «диссиденты», предпочитавшие более радикальные «вражьи голоса» типа «Голоса Америки», а скорее поклонники хорошей эстрадной музыки в обрамлении пикантных новостей.

- Товарищ командир, шведы говорят, что у нас что-то ухнуло, а радиоактивное облако движется в их сторону через Калининградскую область.

- Значит, над нами уже прошло. А ну-ка скажите химику, чтобы замерил уровень на мостике, а потом в отсеках.

Больше всех перепугался боцман, когда узнал, что «туча» прошла над кораблем аккурат в его смену. Однако, узнав, что на мостике уровень радиации ниже, чем в моей каюте, заметно повеселел.

- Мало же вам нужно для счастья, господин боцман! - Помню, только и сказал я, вызвав на просоленной и задубевшей от встречных ветров физиономии мичмана легкое подобие румянца…

А пока, лодка стремительно мчалась в Либаву, и моряки судорожно приводили отсеки в божеский вид. «Ночлежный дом», вынужденно организованный на борту вследствие скаредности некоторых балтийских надводников, в самое ближайшее время подлежал закрытию…

- Ну что, злодей, - обратился я к СПСу (шифровальщик, отвечающий, помимо прочего, за порядок в каюте командира), - поменял, наконец, постельное белье? Домой все-таки идем!

Олейников, виновато щурясь, кивнул головой. А ведь еще вчера имел нахальство заявить: «Так вы же, товарищ командир, все равно на лодке не ночуете!»...

- Молодцы, не посрамили честь соединения! Всем благодарность, командир, подать списки на поощрение!- хвалил нас по возвращении начальник политотдела эскадры контр-адмирал В.Ф. Иванов.

- И заместитель - орел, - продолжал адмирал, - не подкачал, обеспечил высокий морально- политический дух и соответствующий облик!

- Будем поощрять! - неизменно сиплым баритоном вторил ему замкомбрига по политчасти капитан 1 ранга Н.А.Рогач, более известный любимой присказкой «Будем расставаться!», предтечей снятия с должности очередного корабельного замполита.

- Значит все шито-крыто, товарищ командир, - радостно прошептал Игорь.

- Ведь можете работать, когда захотите, - нежно прокомментировал я, передавая своего комиссара в объятия начальников «по специальности»...

НОЧНЫЕ ФАНТОМЫ

Комбриг Порфирий Савелич Докин был настоящим моряком, он проводил в стихии не менее 300 дней в году. «Вывозя и натаскивая» молодых командиров подводных лодок, в качестве руководителя торпедных стрельб, учений и т.д. и т.п.

Его командирский реглан был настолько просолен, что хрустел и осыпался, не давая поскользнуться на обледеневшей надстройке офицерам штаба, привычно семенившим «в кильватер». Впрочем, немногочисленные злопыхатели (а у какого приличного человека их нет?) утверждали, что это чистой воды песок, не имеющий к реглану никакого отношения. Да, в описываемый период комбриг был уже не так молод, но кое-кому мог «забить баки» даже в береговых условиях. В лунном свете его внушительная фигура выглядела гранитной глыбой, а то, что зеленоватая шапка когда-то была каракулевой, помнил, вероятно, лишь ее хозяин. Однако расставаться с ней комбриг явно не спешил, поскольку, время от времени, мог в сердцах хлопнуть ею о палубу, а уж если что-то выводило его из себя окончательно и бесповоротно, мог ее и потоптать. Правда, случалось это все реже и реже, поскольку нервы старого моряка, невзирая на царящее вокруг раздолбайство, не расшатывались, как у простых смертных, а становились все железней, подобно знаменитому указательному пальцу, которым он имел обыкновение тыкать в грудь нарушителя корабельных правил.