Максим Бондарчук - Начинающий писатель [СИ]

— Тебе не кажется все это слишком странным?

Она удивленно подняла брови.

— Что именно?

— Лицемерие вокруг нас. Мы говорим всем, что рады их видеть, хотя ненавидим так же сильно, как если бы перед нами стоял злейший враг. Говорим, что приятно провели время, хотя день был спущен в унитаз и ничего хорошего за двадцать четыре часа так и не произошло.

— К чему все это? — теперь ей стало немного не по себе.

— Я пишу всякое дерьмо, малышка. Каждый день буквально заставляю себя садиться за стол и писать это дерьмо. Постоянно! Я убеждаю себя, что так надо, что так будет лучше. Как ты сейчас. Ты тоже улыбаешься мне, делаешь вид, что рада находиться рядом со мной, а по правде, ненавидишь меня. Или как она, — я указал рукой на почти дрожавшую маленькую женщину. — Ты тоже лицемеришь. И я лицемерю. Я говорю всем на презентации своих книг, что рад дарить им сказку, хотя давным-давно проклял это дело и готов даже вернуться в грязную общагу, но только больше не писать этой гадости.

— Все равно не понимаю тебя.

Я оттолкнул ее, приподнявшись из-за стола, пошатываясь во все стороны. Музыка в ушах гудела ударами баса, мир перед глазами переворачивался с ног на голову. Кто-то подхватил меня, руки напряглись и весь мир вдруг стал клониться в сторону, после чего закрутился как на адской карусели.

Треск.

Битое стекло.

Сквозь музыку и шум, до меня донеслись крики и плач.

«Успокойся! Успокойся, я тебе говорю!»

А в голове все словно на карусели. Кружился потолок, стулья, столы, людские голоса вращались вокруг меня, как планеты вокруг солнца и все в эту секунду для меня стало единым.

Кто-то поднял меня — в голове жутко заболело. Несколько человек стояли прямо передо мной, внимательно осматривая, изредка дотрагиваясь до лба, по которому в эту секунду стекала кровь.

Что произошло? Как так получилось?

Вопросов было слишком много. Оклемавшись, я сел обратно на мягкий диван, утонув в нем как будто в зыбучих песках, потянулся за бутылкой вермута, как вдруг мою ладонь перехватили и перед глазами появилась ОНА.

Ее я узнал даже пьяным. Я всегда ее узнавал, ведь появлялась она возле меня только когда я был пьян. Правда тот раз… на презентации.

— Зачем ты туда пришла? — спросил я едва ворочая языком. — Тебе стоило оставить меня в покое.

Она оттянула мою руку назад и прижала к своей груди.

— Ты слышишь как бьется сейчас мое сердце? Слышишь как оно волнуется, а вместе с ним и я.

— Ты так и не ответила на мой вопрос.

Потом она откинулась на спинку дивана, выгнув спину и выставив грудь вперед. Ее глаза блестели хищным взглядом, а сама она так и ждала, чтобы мы вместе отлучились на несколько минут куда-нибудь в укромное место, сделав то, о чем я мечтал уже очень давно.

— Ты бросил меня. — продолжала она, вернув своему телу обычный вид, — Оставил меня, а ведь я тебя так ждала.

— Все изменилось, — я опять потянулся за вермутом и теперь она не останавливала меня. Открыл. Налил. Выпил. Стало хорошо, если вообще такое состояние можно было приписать мне в это мгновение. — Все слишком изменилось.

— Ты стал писать какую-то гадость.

— Я знаю, — коротко ответил, покрутив в руке толстостенный стакан, — прекрасно все знаю…но…у меня не было выбора. Шанс от которого я не мог отказаться.

Она наклонила голову, улыбнувшись и потянув меня за отросшие волосы.

— И как? Ты доволен?

Ее короткое черное платье поднялось еще выше, когда она, слегка наклонившись вперед, приподнялась с дивана.

— Нет. Все не так как я хотел.

— Увы, жизнь такая, что никогда не получаешь того, что хочешь.

— Ты появилась так неожиданно, — я был чертовски пьян, но все еще держался, чтобы не рухнуть без сознания и потерять ее. Нет, не в этот раз. Только не сейчас. Ее не было три года. Три чертовых года я занимался невесть чем, удовлетворяя желания и прихоти посторонних людей, которым на меня было плевать. Все эти напыщенные, холенные люди, летавшие вокруг меня и все требовавшие: Быстрее! Еще! Еще! Новая книга! Нужна новая книга!

Да сколько можно! Я не ремесленник, я — творец! Я никогда не умел высирать книги раз в месяц, штампуя их словно горячие блины на Масленицу. Все надоело! Осточертело!

— А твоя жена? — осторожно спросила женщина, понимая на какую территорию она сейчас заходит. — Что она? Как изменилось ее отношение к тебе, твоему творчеству? Как изменилась она?

Что тут говорить. Моя жена постарела. Естественный процесс, который нельзя остановить. Но ты… — я посмотрел на свою музу, чьи волосы остались прежними, чье лицо, грудь, кожа, все это будто было неподвластно времени и сам господь бог решил даровать ей такое желанное, и такое недостижимое превосходство над всеми остальными — вечную молодость. Три года прошли мимо нее. Забыли о ней и бросились отыгрываться на остальных. Мою жену они не пожалели. Ее кожа сморщилась. Грудь обвисла так сильно, что больше не вызывала во мне приятных ощущений все больше заменяясь на откровенную брезгливость. Лицо округлилось, бедра стали несоразмерно широкими. Она…она стала другой. Очень сильно изменилась. Как впрочем и я сам.

— Не хочешь говорить?

— Мне нечем тебя удивить. Ты все и так знаешь.

— Ты ее больше не любишь?

Я наклонился вперед. Алкоголь стал добивать мое сознание. Сопротивляться было уже невозможно. Оставалось от силы две-три минуты после чего я должен был отрубиться и упасть без сознания прямо на этом месте.

— Вопрос не в этом.

— А в чем же? — она не сдавалась.

— В другом. — я тяжело выдохнул. — Любил ли я ее вообще.

Возвращаться всегда трудно.

Особенно пьяным.

Особенно без денег.

Особенно домой, где тебя не ждут.

В ту ночь произошло то, что обычно происходит в любой семье (если наш союз вообще можно было назвать семьей), когда там появляются проблемы с алкоголем. Я давно и упорно пытался завязать. Эти три года были самыми «сухими» во всей моей жизни, если не считать детство, где я все-таки умудрялся втихаря от отца и матери употреблять спиртное, получая потом заслуженных тумаков. Но теперь я был далек от того времени, далек от своих родителей и все чаще думал о том, чтобы вообще убраться подальше из этого мерзкого города, улететь на Алтай, или быть может вообще на Чукотку, где нет людей, где не шумят автомобили и постоянно холодно — будет много поводов чтобы выпить и не казаться в глазах других откровенным алкашом.

Но до той поры было очень и очень далеко. Я был здесь, в городе, на пороге маленькой квартирки, где последние несколько лет меня встречала любимая женщина. Что изменилось с тех пор? Многое. И я в том числе.

Я осторожно вставил ключ в замочную скважину, несколько раз попытался провернуть его, но сам того не подозревая чуть было не погнул маленький кусочек металла, пока наконец до моего только-только начинавшего трезветь разума не дошло, что замок банально другой.