Максим Бондарчук - Начинающий писатель [СИ]

«Ошибся», — подумалось мне и тут же ноги понесли меня на следующий этаж. Но и здесь оказалось все по-другому. Дверь не была моей, номер совершенно другой, да и внутри назревало что-то страшное, осознание которого пришло ко мне уже чуть позже.

Потом поднялся еще выше. Еще. Пока не уперся в последний этаж, смекнув, что дальше идти уже некуда.

Вскоре послышались шаги, дверь двумя этажами ниже звучно открылась и кто-то знакомый вышел на лестничную площадку. Я спустился, всмотрелся в сонные знакомые глаза, смотревшие на меня с усталостью и маленькой толикой грусти, не узнать в которых свою жену было просто невозможно.

— Я…я… не мог открыть.

— Конечно, — ответила она, поправляя халат, — мне пришлось заплатить двойную цену, чтобы мне сменили замок в двери пока ты шлялся по кабакам.

— Зачем ты сменила его?

— А разве не ясно? Ты ушел, я осталась одна.

— Но я ведь вернулся!

Она с секунду подождала.

— И зачем? Что ты пытаешься этим продлить? Отношения, которые умерли в тот день, когда ты понял, что я больше не буду той прежней красавицей, что и раньше. Люди стареют, иногда очень быстро. Не знал?

Я сел на лестницу, облокотившись на обшарпанную стену.

— Ты выгоняешь меня?

— Ты сам ушел. Это твое решение.

— Да, — закивал головой, — это правда было мое решение.

— Так зачем вернулся?

Я пожал плечами, оттянул край куртки и достал сигареты.

— У тебя не будет спичек.

Она опустила ладонь в карман и достала оттуда маленькую зажигалку.

— Спасибо, — я попытался отдать ее обратно, но женщина наотрез отказалась.

— Пусть останется как сувенир.

— Хочешь, чтобы она постоянно напоминала о тебе? Отлично. Пусть будет так.

— Три года мы жили вместе, — она разочарованно вздохнула. — Сложно сказать было ли мне хорошо с тобой или очень плохо, но ты сам отправил на дно все, что мы пытались построить за это время.

— Я писатель. Таковая моя натура.

Она усмехнулась.

— Не надо валить все на это. Ты оправдываешь свою никчемность. Я такой и меня не исправить… Я — писатель, принимайте меня таким. Ты стал говорить словами своих героев.

— Только не говори, что ты читаешь ЭТО?

Она улыбнулась.

— Было интересно знать, что там такого в этих твоих книжках, от которых пищат женщины на каждом углу. Даже у нас в отделе о них говорят. Но ты меня разочаровал, признаюсь честно, я была о тебе более высокого мнения до этого момента. А вот твои ранние работы, вот это другое дело. Да-да, мне удалось докопаться и до них. Это было сложно, но оно того стоило.

Я вытянул из сигареты последние остатки и выбросил бычок в сторону.

— Расскажи мне.

— О книгах? В них есть что-то такое. Не могу выразить это, но какая-то особенность, что ли. Там интересно, забавно, иногда смешно, иногда страшно. Там есть чувства, а в том мусоре, которое ты продаешь теперь от своего имени, есть только эмоции. Твои нынешние книги похожи на сборник сорокалетней истерички, до сих пор мечтающей о принце на белом коне. Мне было отвратно читать это. Даже чтивом подобную гадость назвать нельзя.

— Это удар ниже пояса. — я провел ладонью по сальным волосам, пытаясь зачесать их в нужную сторону.

— О-о, я только разгорелась.

Потом она сделала шаг, подошла ко мне и села рядом на холодную ступеньку.

— Знаешь, Вик, — она посмотрела на меня, — эта работа тебя испортила. Когда ты был нищ и безработный, в тебе горел какой-то невидимый огонь, который и привлек меня. Ты был словно мальчишка, переполненный желанием изменить мир, перевернуть его, указав направление куда всем нам следует двигаться. От тебя пахло потом, дешевым вином и какими-то отвратными сигаретами, но это не отталкивало! А теперь? Весь такой смазливый, убранный, в карманах деньги, дорогие сигареты, теперь ты пьешь хороший алкоголь, живешь на широкую ногу, ездишь на дорогом автомобиле, а меня от тебя буквально тошнит. Даже сейчас я говорю с тобой через силу просто потому, что нужно все окончательно прояснить.

— Тогда мне было трудно.

— А сейчас? — она перебила меня громким вопросом.

— Сейчас у меня по крайней мере есть деньги на алкоголь.

Она погладила меня по волосам, после чего поднялась на ноги и направилась к дверям.

— Уже поздно. Вещи заберешь завтра, или послезавтра, или когда тебе будет удобно. Только позвони мне заранее, чтобы я могла все сложить и не утруждать тебя копаться в белье.

Я молча согласился.

— А сейчас, извини, — она повернулась и переступила порог квартиры, — спокойной ночи.

Дверь захлопнулась. Эхо металлического скрежета еще несколько секунд висело в воздухе пока окончательно не впиталось в кирпичные стены.

Я ушел. Не стал ждать, когда сварливые соседи, наверняка слышавшие наш разговор, не вызвали на меня полицию.

Прошел по широкой лестнице, спустился в самый низ и выбрался на улицу, где в эту глубокую ночь было холодно и жутко одиноко. Вдалеке проезжали машины. Свет горел только на фонарных столбах и чуть дальше, в самой глубине спального района, куда идти мне было страшно, стало вовсе темно. Однако почему-то именно здесь я почувствовал себя лучше.

До самого утра я протопал к дому Евгения, попутно отдыхая на лавочках в парке и автобусных остановках. Идти теперь мне было некуда. Мой старый знакомый и коллега теперь был последним к кому я еще мог обратиться за помощью и найти хотя бы временный, но приют.

Солнце взошло ярко-алым пламенем, осветившим сонные многоэтажки, где уже начинала пробуждаться жизнь. Дворники выходили на работу, ранние пташки-таксисты — занимали места, чтобы поймать первых пассажиров, толпившихся у здания вокзала, ожидая междугородний рейс до столицы. Все становилось на свои места и было до боли привычно глазу обывателя, если бы не существо, помятое, опухшее, с лицом похожим на отбивную, медленно проползавшее неспешным шагом к дороге, где планировал сесть в салон автомобиля и добраться до дома старого друга.

— Мне нужно до Никольской, — еле выдавил я, пытаясь говорить внятно. — Подкинешь за пятьсот?

Водила, старый тучный армянин с орлиным носом, подозрительно посмотрел на меня, предварительно смерив оценивающим взглядом, как будто готовился начать торговлю за первые несколько километров пути, но заметив в моих руках остатки денег, каким-то чудом сохранившиеся после попойки в баре, одобрительно кивнул и попросил сесть в салон, предупредив, что если меня начнет тошнить, блевать придется в специальный пакет.

— Вот, — протянул он мне черный широкий пакет, — только не на сиденье, понял?

Я кивнул и сжал края пакета в своих руках. Машина тронулась с места, выехала на проезжую часть и быстро понеслась по еще пустым улицам, удаляясь все дальше от стартового места.