Михаил Боков - Дед [Первый роман о черных копателях России]

Если бы у губернатора было с десяток рук, он, казалось, обнял бы ими всех.

– И вот что я хочу еще сказать, – продолжил он и обратился к Ганину: – Тебя как зовут?

– Андрей, – сказал Ганин.

– Вот что, Андрей. Я считаю, ваша деятельность достойна всяческих похвал. Но этого недостаточно. Я считаю, что о вашей деятельности, о вашем ежедневном тяжелом труде должно узнать как можно больше людей, поэтому, я полагаю, раз уж все мы тут собрались, будет правильным послать вам в сопровождение журналистов – вот эту съемочную группу, которая есть здесь сейчас, и эту очаровательную девушку с фотоаппаратом. И пусть они снимают вас, ваш быт, ваши трудовые мозоли и пот и потом сделают об этом фильм или напишут статью. И этот фильм и статью мы по возможности будем показывать и тиражировать. Правильно я говорю?

– Что? – оторопел Ганин.

– Что? – в свою очередь оторопели телевизионщики.

Главный из них тут же начал мямлить:

– Но, послушайте, Пал Викентьич, у нас же нет оборудования, мы думали, мы едем на один день…

– Оборудования достаточно, еды мы вам дадим, – отрезал губернатор, мгновенно переключаясь с благодушного состояния в жесткий режим. – Снимете по-быстрому кино, репортаж или как это у вас называется и вернетесь!

– Но, Пал Викентьич…

– Что, Пал Викентьич? Привыкли вы обретаться в губернаторской столовой! А вы попробуйте-ка поработать в поле, как нормальные люди работают! Попашите – на воздухе, на земле – землица-то какая у нас, а! Чудодейственная! Еще мне спасибо скажете, когда вернетесь.

– Павел Викентьевич! – шагнула вперед Галина Веденеева. – Я тоже… В смысле, я тоже не могу. Я уже неделю здесь. Мне материал надо сдавать, его редактор ждет…

– А вы, милочка, я давно хочу спросить – кто вы будете, прелестное создание?

– Галина Веденеева, – подсказал секретарь. – Районная газета «Зов Новгородчины».

– Ах, «Зов Новгородчины»! – обрадовался губернатор. – Так я хорошо вашего редактора знаю! И я даже знаю, что это мы – и я лично – ежемесячно перечисляем бюджетные деньги на поддержание районной прессы. Не беспокойтесь об этом, Галочка! – Он приобнял журналистку за талию. – Идите в поля и творите! И сделайте хороший материал! А с вашим редактором я этот вопрос решу.

Он повернулся к секретарю:

– Возьми на контроль, Алеша.

Секретарь кивнул, как вышколенный дворецкий в английских фильмах.

Настал черед Ганина попытаться устроить демарш.

– Уважаемый, – сказал он. – У меня люди устали. И если уж быть совсем честным: мы планировали сворачивать сезон и разъезжаться по домам.

– Андрей, – губернатор положил руку ему на плечо. – Еще неделю, Андрей! Губернатор просит.

– Никак не могу.

– На минуточку, – вмешался в разговор пресс-секретарь. – Если губернатор просит, ему не отказывают.

Ганин вперил в пресс-секретаря взгляд – пустой, как у коровы, затянутый поволокой, и сказал:

– Высуньте язык у него из жопы, Алеша.

Взгляды такие Ганин подсмотрел у боксеров.

Дело было на чемпионате страны, где он оказался случайным зрителем. Выражение глаз боксеров, шатающихся у ринга и в зале, очень его поразило. Эти люди смотрели вокруг себя так, словно никого больше не существовало. И этот взгляд, полный презрения к миру, осознания собственной силы и отсутствия большого ума, так понравился Ганину, что отныне, потренировавшись, он применял его от случая к случаю – срабатывало на парнях и покрепче губернаторского секретаря.

– Он не может высунуть язык у меня из жопы, Андрей, – объяснил за своего подчиненного губернатор. – Это его работа.

Покрывшись краской до кончиков ушей, Алеша отступил в сторону. А тем временем губернатор продолжил атаковать.

– Андрюша! Родной! Я прошу тебя уже не как губернатор, а как отец! Как командир! Ты должен это сделать! Обязан! Покажем людям, что скрыто в земле. Покажем, что мы помним историю! Память, Андрюша, сыночка, вот чем мы занимаемся здесь – мы возвращаем себе свою память.

– Жарища, – сказал Ганин. – Еще неделя, и мы умрем.

– Не умрете! Еды дадим, техники – что хочешь. Неделю поводи этих охломонов. Дай им картинку. Поговори на камеру, порисуйся, в конце концов – один раз живем. И потом можешь домой.

Ганин набрал воздуха в грудь, чтобы сказать окончательное и твердое «нет», но тут из-за его спины шагнул Серега Солодовников и сказал:

– Глубинник.

– Что? – не понял губернатор.

– Глубинник. Металлоискатель. Дадите нам два таких, и мы не то что танк, мы скелеты динозавров подымем из земли.

– Вот! – закричал, обрадовавшись, губернатор и стиснул Серегу в объятиях. – Вот это подход! Ну, Андрей? – оторвавшись от Сереги, он пихнул Танина в бок. – Ну, договорились, что ли? Будет вам глубинник!

– Посоветоваться надо, – пробурчал Ганин, подталкивая Серегу в спину. – Мы коллегиально решаем.

– Советуйтесь! Советуйтесь, родные! Но только без обид: у вас на совет пять минут. Потом я улетаю. Дела ждут.

Подельники отошли. Скучились.

– Кто тебя за язык вечно тянет, а, Серега? – спросил зло Ганин. – Хочешь в кабалу к ним, к пиджачникам? Хочешь к дяде на побегушки?

– Ты не нападай на него, Андрей, – заступился за Серегу Виктор Сергеевич. – Тут подумать надо. Два глубинника, еды привезут…

– И коньяка! – встрял Серега.

– Да помолчи ты, черт! – отмахнулся Виктор Сергеевич и повернулся к остальным. – Я так мыслю: походим мы неделю с этими, не переломимся. Ну, копнем для них немного – верхом копнем, в глубь не полезем. Выложим для камеры касочку какую-нибудь, гильз стреляных сыпанем. И через семь дней будет у них кино, а у нас на руках – вольная. Да такая вольная, что вся кодла раз и навсегда уяснит: трогать нас себе дороже. Мы с губернатором ручкались, мы по его заказу в фильме снялись – значит, с нами не пошустришь. Трижды будут думать, прежде чем лезть – и Кузьмич, и всякие там. А то мало ли что: сцапаешь героев, как в глаза начальству смотреть? И в итоге, ребзя, получается вот что: потерпеть нам семь мытарских дней. Но после них мы – с двумя глубинниками, упакованные едой, в славе своей делаем, что хотим.

– Обманут они нас, – не удержался Ганин. – И с глубинниками обманут, и со славой.

– Могут, – согласился Виктор Сергеевич. – Но не попробуешь, не узнаешь. Семь дней – невеликий срок. Обманут – утремся и пойдем себе дальше.

– Голосуем? – предложил Ганин, уже подозревая, чем все закончится.

– Голосуем! – согласились все.

Расклад вышел такой. Против того, чтобы идти с телевизионщиками, выступил он один. Серега, Степан и Виктор Сергеевич были за то, чтобы телевизионщиков взять.

– Одурманили вас медные трубы, ребзя, – зло сказал Ганин.

Но его уже не слышали. Подельники увлеченно составляли список нужд, который намеревались представить губернатору в обмен на свое решение.