Михаил Боков - Дед [Первый роман о черных копателях России]

Было очевидно: во внезапном желании снять кино про поиск артефактов войны увидел областной глава свою выгоду. Телесюжет с кадрами танка и передачи его областному музею, с лицом губернатора крупным планом (Ганин не сомневался, что губернаторского лица в фильме будет много) мог стать прекрасной презентацией местной власти. Сюжет можно будет свозить в Москву. Не составляло труда представить, как довольный собой Павел Викентьевич вышагивает по ковровой дорожке где-нибудь в Кремле: «А это, господин президент, небольшой фильм о том, как на нашей новгородской земле проделывают патриотическую работу».

Почти наверняка рожи ганинской ватаги – покрытые синяками и не внушающие доверия – просто вырежут из финального монтажа. Заменят улыбающимися лицами позитивных россиян. Телевизионщики – Ганин исподлобья глянул на съемочную группу – выглядели людьми, способными провернуть такое не моргнув глазом.

Но не оставляло сомнений и другое. Если они хотя бы на секунду покажутся в этом фильме, а еще в придачу смогут получить какое-то оборудование и запас еды, игра стоила свеч. И даже если ничего этого не случится, вступить в игру стоило все равно – хотя бы для того, чтобы, как сказал Виктор Сергеевич, просто проверить.

– Короче, – выступал тем временем увлеченный Серега. – Просим у них два «пульс стара».

– Точно. И чтобы последней серии, а не старое фуфло, – поддакивал Степан.

– И рамки. Рамки запиши, чтобы были два на два.

Виктор Сергеевич послушно вносил пожелания в список.

«Пульс старами» называли немецкие импульсные металлоискатели, которые, по легендам, могли улавливать предметы на глубине до пятнадцати метров. Рамка два на два обеспечивала беспрецедентную площадь охвата. Ее нужно было держать вдвоем, и все вместе это превращало поиск в скрупулезное сканирование земных недр.

«Пульс старами» пользовались группы технарей, приезжавших рыть землю до древних слоев. В Крыму, слышал Ганин, с помощью этих глубинников находили остатки античных поселений. Его ватага пользовалась разными металлоискателями, и чаще всего в наличии у команды их было одновременно два или три – глубинный и грунтовые. Но с «пульс старами» глубинники Ганина и рядом не стояли.

– Ребзя, зачем они вам? – он, не любивший «пульс старов», пробовал вмешаться. «Пульс стары» были для него злом, бесчувственным убийством земли. – Серега! – пытался достучаться до совести младшего Солодовникова. – Ты же сам говорил: с «пульс старами» в лес ходят только оккупанты, мародеры.

Серега от увещеваний отмахнулся. Возможно, впервые в жизни перед ним маячила перспектива получить что-то от ненавистных пиджачников. И что! Мощнейшее современное оборудование. Серега не собирался упускать такую возможность. Он забыл свои прошлые рассуждения про оккупантов, глаза его алчно блестели.

– Степан, ну а ты! Ведь вы ж на этой земле росли!

– Погоди, Андрюх, не сейчас, – Степан не отрывал глаз от бумаги, на которой Виктор Сергеевич писал запросы отряда.

Ганин понял, что дальнейшие разговоры бессмысленны, в сердцах сплюнул и отошел.

Список набросали быстро. Кроме двух «пульс старое» с рамками (это был основной пункт требований) в него вошли технологичные мелочи вроде карманных металлоискателей-пинпоинтеров и хороших наушников, несколько блоков сигарет (вышел спор: «Голуаз» или «Мальборо»? Решили, что «Мальборо»), тушенка в количестве двадцати банок, макароны и греча энное количество пачек, колбаса (Серега непременно захотел палку «Московской»), ящик водки и бутылка дагестанского коньяка пять звезд.

Листок с требованиями несли с такой важностью, словно это был государственный документ. Промаршировав, вручили его губернатору. Объявили: «Мы согласные на кино!» Ганин в это время стоял в стороне. Пал Викентьич обрадовался и вновь полез обниматься. Он всего раз пробежал глазами по списку очень бегло и пообещал: «Завтра все будет». Список передали Алеше, с которого к тому времени успела сойти краска от недавнего оскорбления.

Пал Викентьич прошелся еще пару раз вокруг танка, похлопывая его по бортам и приговаривая: «У-у, зверюга». Их еще раз сфотографировали всех вместе. К губернатору чередой пошли сотрудники службы безопасности и просили каждый о своих нуждах. Ганину было противно смотреть на это и еще противней было сознавать, что сами они ничем не отличаются от этих просящих. Он злился на товарищей, курил, демонстративно корчил зверские рожи, и когда, наконец, губернатор собрался отчаливать – обрадовался.

– Завтра, ребятки! Все привезут завтра, – повторно пообещало, залезая в вертолет, первое лицо. – И за этими присмотрите тут, – Пал Викентьич махнул рукой в сторону понурых телевизионщиков. – Уж не обижайте.

Лица телевизионщиков похожи были на скисшие помидоры. В глазах их, когда губернаторский вертолет поднимался над лесом, сквозила собачья тоска.

Все разошлись по своим делам. Эмчээсники, получив губернаторские инструкции, стали собираться по домам, паковали рюкзаки. Агенты ждали, когда за ними приедут свои. На месте должна была остаться совсем небольшая группа людей – охраняющие. Губернатор пообещал новой техники и людей; сказал, что операция по доставке танка в город начнется со дня на день. Телевизионщики пристроились со своей камерой у костра. Кто-то добросердечный дал им пару спальников на ночь. В горячке Пал Викентьич забыл, что телевидение приехало без малейших походных средств: у съемочной группы не было даже зубной пасты.

Ганин смотрел на танк. Возвращаться к своим – про себя он стал называть подельников перебежчиками – желания не было. Танк по-прежнему подпирал дулом небо: старый, весь в шрамах от былых битв динозавр.

– Уедешь, – сказал Ганин. – Почистят тебя, краску дурацкую смоют. Может, и повоюешь еще.

– Ерунда, – вздохнул танк и лязгнул железом. – Поставят на постамент, внутренности вынут, какая уж тут война.

– Ну, значит, отвоевался. Пенсия.

– Пенсия… – понуро согласился танк. – А бабахнуть бы напоследок хотелось.

Ганин прикоснулся рукой к броне. Она оказалась горячей, словно железный монстр был живым существом – теплокровным. Хотя на самом деле броня всего лишь забрала тепло у солнца.

Бабахнуть хотелось и Ганину. Так бабахнуть, чтобы нехороших людей смыло, хорошие остались, и главное – чтобы осталась Варя, чтобы видеть Варю каждый день и быть с ней. И еще – чтобы голова была счастливая и пустая. Но как и чем бабахнуть, чтобы все это случилось, Ганин не ведал.

Ему казалось, земля знает ответы на вопросы. И иногда она действительно отвечала. Шептала на ухо ему, распластанному на траве после многих часов копки. Вонючему от едкого пота. «Подними глаза вверх, Андрюша», – шептала земля. И он поднимал. «Что видишь?» – «Небо вижу. Синее». – «А теперь вдохни». И он вдыхал. «Чувствуешь, как бежит кровь?» – «Чувствую». – «Это и есть жизнь, Андрей».