Пётр Курков - Категория жизни: Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

— Где тут горит? — опять закапризничал колонщик автопомпы, тоже влезший наверх. — Я не могу оценить обстановку…

— Ломай шифер! Да не там — над стеной! — начкар яростно заработал топором, реабилитируя себя за профессиональный срыв.

С крыши со скандальной беспорядочностью полетели обломки шифера, досок, стекловатные хлопья и целые щиты наката. Пожарники рвались к огню. Их несгораемые сапоги гремели уже по перекрытию бака. Дым повалил гуще, но огонь не появлялся. Четыре плотные струи уперлись в щель между стеной и баком. Натужно гудели водопомпы. Струи, как слепые прожектора, шипели, шарили в щели, ища огонь. «Ищ-щу, ищ-шу, — шипели струи, — ещ-ще, ещ-ще…»

Одежда пожарных бойцов покрывалась ледяным панцирем. Кончилась вода в цистерне — а дым все валил густо-грязными клубами. Время шло, мотопомпа исправно метала воду, понижая ее уровень в баке, а дым все измывался над людьми. Срабатывала третья сторона водевильной неразберихи: пожарники не знали, как устроено щелевое заполнение.

— Ну что там такое горит?! — первым встревожился колонщик. — Я тут пятый раз прохожу — и все псу насмарку. Это не работа! Я больше так не могу!

— Лейте еще, ребята! Там должны быть опилки… — канючил Александр Александрович Мишутин. Вызванный вахтером базы, он прибыл одновременно со второй машиной, сразу полез на крышу, чудовищно вывалялся в стекловате, закоптился дымом и мешал всем работать. Сообразив наконец, что от него мало толку, он, весь мокрый, обосновался в центре крыши и оттуда время от времени давал умоляющие указы.

— В чем дело? Где ваши опилки? — крикнул возмущенный начкар, соскакивая с балки на бак. («Бак!» — громыхнул бак). Он посветил фонариком в дымной щели. — Какая у вас тут конструкция?

— Я сейчас, м-м, не совсем четко представляю, — засуетился директор, вглядываясь в мокрую тьму. — Н-но… можно вызвать строителя.

— Ну так и зовите! Видите, ни хрена не подавить очаг…

Директор кубарем скатился вниз, мгновенно назначил курьера за Антоном, а сам в немой тоске стал замерзать под стенами рокового сооружения. То и дело его охватывали приступы паники. Во время одного из них он велел зацепить тросом стену водоема, сорвать ее и выяснить наконец, действительно ли это горят пропитанные гипсом опилки, а если и горят, то почему не гаснут под обильной водой. Одна из пожарок, зацепив нижний брус, долго елозила всеми шестью ведущими колесами по снегу, пока не оторвала никому не нужную завалинку. Опилки местами прогорели до земли, и огонь под брусом деловито переходил на утепление завалинки. Истосковавшиеся по открытому огню пожарники в мгновение ока подавили местные очаги. Но основной огонь, огонь между стенами и баком, вернее его неугасаемость, по-прежнему оставалась загадкой.

Наконец в половине первого ночи прибежал непосредственный исполнитель конструкции, далеко опередивший курьера. Сердце Антона больно сжалось при виде распотрошенного его шабашного детища. Издалека все это смахивало на агонию перегретого паровоза… Пространство вокруг водоема было загажено шиферным, стекловатным и деревянным хламом. Тлели щиты развороченной завалинки. Среди хлама ледяной бабой скакал директор.

— Антон! — простонал он, — что же ты тут такое натворил? Выручай, показывай…

По лицу Александра Александровича плыли холодные слезы брызг. Жалкий вид директора вдруг поднял в Антоне кратковременную злость к своему учителю. «Ах ты, прогнивший чернушник! — зашипел он в душе. — Пропитали б опилки — не загорелось бы!.. Вот тебе и где видано! Не повезет — и на водоеме обожжешься…»

— Ничего, Сан Саныч! Восстановлю сам, бесплатно, — пообещал он в горячке.

Пожарники уже требовали его наверх.

— Показывай, автор, что где тут горит.

— Рубите рубероид! — зло закричал Антон, выхватывая топор и начиная работать. — Тут толь, прокладочный толь! Сверху — с одной и с другой стороны. Друг на друга. Два — слоя — рубероида! Два! Слоя! Толи! Все! Течет! Мимо!! Опилок!!! — Он исступленно кромсал рубероид, перескакивая через балки.

Освобожденный дым повалил гуще, в глубине забагровел огонь.

— Пожа-арнички! — в веселом гневе издевался Антон, выплевывая стекловату. — Не разобрались, а льют. Льют, льют, лишь бы лить! Вам что — с литража платят?

— Потише ты, автор, — огрызнулся начкар. — А то как бы не сгорел со своим произведением. Завтра вот как притянем тебя к ответу, посмотрим, что тогда будешь рубить…

Наконец-то с огнем расправились. О нем напоминали лишь угасающие струйки пара. Подъехала дежурная машина с супругой Александра Александровича, с тремя одеялами, и увезла директора.

— Безобразие… — унимался потихоньку пожилой колонщик, следя за намоткой рукавов. — Три часа на такой пустяковый очаг! Мартышкин труд! Сколько воды вря ушло. Таким количеством я знаете какие пожары тушил? Вы такие и в кошмарах не видели…

Сварщики с горечью считали дыры на полушубках.

— Знать бы такое дело, — сокрушался старший, — да на пару сотен больше затребовать…

— Да надо было хоть переодеться, — упрекнул его младший. — А то — беги-и скорей, беги-и…

— Кто знал… — возразил старший и в шутку добавил: — А то можно было б и чайку попить.

— Где б ты его вскипятил? — поддержал его младший, чумазо улыбаясь. — Сперва один дым валил…

Вахтер Семен Чтопор, припадая на протезную ногу, похаживал возле водоема в ожидании, когда посторонние люди очистят охраняемую территорию.

— За столько-то лет ни одного пожара не вышло, — рассуждал он. — И вот — посетил петух… Господи лососи! Здря, эт-сам, водоем ставили. Только хлопот с него, а толку никакого. Х-хе! Сам себя еле потушил…

Уставшие пожарники не стали возражать темному вахтеру. Они скрутили пожинвентарь, покомандно расселись и, легонько, назидательно поревывая, уехали с работы в родной пождом.

И Антон в чудовищном одеянии тяжело побрел к себе. Ледяная корка не отдиралась, она была «армирована» стекловатой и опилками. «Так, наверное, чувствует себя космонавт в скафандре, — думал Антон. — Только вот тело у него от стекловаты не чешется…»

…Пожарники к утру остыли (точнее, к обеду отоспались) и обошлись с ними мягко. Антона и директора оштрафовали на десять рублей каждого, как соавторов проекта, а сварщиков — на пять, как исполнителей пожара.

Ругая себя за обещание, данное в пожарной запальчивости, Антон вечерами восстанавливал развороченный водоем. «Эх, болвантус, — корил он себя, — можно было б и за наряд». «Но ничего, — пришла вскоре запасная мыслишка, — зачтется на следующей работе». Петр Тарасович сразу заявил, что на бесплатный труд у него рука не поднимается.

— На кой ляд обещал? — расстраивался он. — Кто ж теперь зазря работает? Каждый смотрит, где себе пользительней. А ты еще шабаем зовешься… И он добавил свое усталое «Пюф-ф», совсем как «Тьфу».