Пётр Курков - Категория жизни: Рассказы и повести советских писателей о молодежи нашего времени

В начале сентября на Большие Ягоды дохнул Ледовитый океан, и под носом у Петра Тарасовича повисла простудная капля. Она явилась для ученика магнетически-нервозным фактором. Говорить о ней старому северянину было не совсем корректно, тем более что бессмысленно: капля была хронической. Стоило ее смахнуть — что Петр Тарасович проделывал довольно редко, — как тут же скапливалась новая. Надо сказать, что самостоятельно она отрывалась тоже довольно редко.

Нервозность Антона усилилась и превратилась в муку, когда они стали штукатурить стены водоема. Подсобляющий ученик вскидывал ведро с раствором вверх, а наставник, наклонившись с подмостей, подхватывал. Прозрачная капля, перебежав на кончик носа, угрожающе раскачивалась…

«Ничего не поделаешь, — терпел Антон. — Надо учиться».

Прищуренные глаза Петра Тарасовича не замечали сквозь папиросный дым учениковых прыжков: вскинув ведро, Антон тут же отпрыгивал в сторону от эпицентра ненавистной капли. Но как-то на перекуре он сам сказал:

— Видишь, Тоша, у меня нос мокрый, как у пса?

Антон подобрался: еще бы не видеть! Ничего другого он уже и видеть не может! Но он как можно спокойнее сказал:

— Так ведь холодно уже, Петарасыч.

— О-то-то и оно, что холодно, — подтвердил Петр Тарасович низким, доверительным от прокуренности голосом. — …Да только не сейчас холодно-то, а к Новому году. От как стукнет полста пять — о тады скажешь, что холодно. Мой нос колотун заранее чует… Даром надбавки не дадут. Надбавят тут, — он хлопнул себя по карману, — так надбавляется и тут. — Он подкинул ладонь к носу и заодно смахнул каплю.

— От так-то, — сурово резюмировал наставник, — годов через пять и у тебя побежит…

— Не побежит! — бодро крикнул Антон. — Не успеет. Вот возьму свое — и привет.

В середине сентября пришло бабье лето. Капля под носом Петр Тарасовича испарилась в последних теплых лучах солнца, и Антон стал забывать ее.

Но дня через три Северный Ледовитый шутя дунул и на бабье лето. Учитель с учеником поднажали, чтобы успеть по теплу побелить водоем. Первый опрыск хоть и с трудом, но лег, а второй — пополз холодными змейками, смывая первый. Нервный ученик был в отчаянье, но учителя трудности не смущали. Пришлось выйти в воскресенье и подогревать клеевой раствор, в который Петр Тарасович для вящей вязкости вбухал жидкого стекла.

В один из последних дней сентября водоем был готов. Внешне он представлял собой обыкновенный, оштукатуренный снаружи дом с односкатной крышей, восемь на десять и высотой три. Но дом был без окон и дверей, совершенно глухой, если не считать квадратной дверцы водозабора.

…И вот в начале октября наступил день приема. Инспектор госпожохраны, приглашенный в комиссию, вдруг, не обойдя еще сооружения, потребовал ключи.

— Что за ключи? — не понял директор.

— Ключи от водоема, — похлопывая себя планшетом по бедру, сказал инспектор.

— Какие еще ключи?! — всерьез изумился директор, хотя и дрогнула в нем пугливая догадка. — У нас на водоеме нет входа…

Последовало неприятное молчание. Теперь недоумение вкралось в инспектора пожнадзора. Планшет его, занесенный для очередного хлопка, растерянно застыл в воздухе.

— A-а как… как вы туда попадете? — спросил он, от неожиданности даже сомневаясь в правомерности своего вопроса.

Члены комиссии, в том числе и Петр Тарасович с Антоном, воззрились на автора устного проекта водоема — директора Мишутина. Александр Александрович нервически дернул локотком, будто его уже собирались арестовывать.

— A-а… з-зачем, зачем туда попадать? Забирать будем отсюда, через гидрант. Вот для него утепленная дверка. А заливать — пожалуйста, сверху, через крышу. У нас там, в конце концов, специальный люк имеется. — Директор обидчиво задышал.

Недоуменное лицо инспектора, однако, не удовлетворилось.

— Стой, я ничего не пойму! — соскочив с официального тона, вскричал он. — А как же наружный доступ к баку?

— Для чего ды… доступ? — спросил директор, и пугливая догадка дрогнула теперь не только в душе, но и в голосе. Он начинал уже кое-что понимать, но всеми силами делал вид, что ничего не понимает.

— А если он у вас потечет? — защищаясь от директора знанием дела, спросил инспектор. — Как вы узнаете — где? И каким образом вы тогда заделаете дыру? Да вы что, товарищи! — И планшет взлетел, будто инспектор собирался отмахиваться им. — По периметру бака положен проход не менее семидесяти сантиметров! — Инспектор извлек из планшета «Инструкцию по оборудованию пожарных водоемов в районах вечной мерзлоты». — Вот тут все написано.

— А то мы не знаем, что тут написано… — Директор сделал вид, что давно знаком с инструкцией. Он бодро взлистал ее, надеясь найти лазейку в истолковании пункта о семидесяти сантиметрах. Инспектор, осадив директора, отлистал несколько страниц назад, ткнул пальцем в коварный пункт и, великодушно дождавшись прочтения, сказал прежним официальным тоном:

— Так что, дорогие товарищи, принять водоем никак не могу… — После чего сунул инструкцию обратно в планшет и вновь принялся терпеливо похлопывать им по бедру.

Тут все разом заговорили: у каждого просился наружу довод. Директор горячечно заверял, что ни о каких протечках и речи не может быть; механик базы клялся, что швы между листами бака наварены толще пальца, и в подтверждение тряс перед носом инспектора самым толстым пальцем; главбух горестно констатировал, что лимиты на капремонт исчерпаны, и тут же начал угрожать директору, что он не позволит в этом году расширять стены водоема или уменьшать бак. Даже Петр Тарасович подпустил в голос извечно козырную обиду непосредственного труженика:

— Че ж эт получается: за шиши пуп рвали… — глухо забубнил он, хотя и знал: уж что-что, но зарплату, во избежание еще больших неприятностей, директор выдаст наверняка, — хотя бы как автор устного проекта.

…И лишь на третий день с большими унижениями был принят к эксплуатации водоем. Директор лично ездил к начальнику пожарной охраны, после чего ему пришлось выкатить алчным пожарникам бочку нитрокраски любимого ими алого цвета для омоложения техники и «городовых» полос на каланче.

Но с наступлением отопительного сезона начался новый этап неприятностей. Сразу после подачи воды в неопрессованную заранее систему отопления выяснилось, что, по закону подлости, она течет в самом недоступном месте: во вводе, под нижним брусом, у самого бака. Директор, ругнув механика с его толстыми пальцами, вызвал Петра Тарасовича с Антоном, еще не успевших получить расчет.

После трех часов стесненных до неприличности ножовочных дерганий подпилили два нижних бруса. Причем все время пришлось отгребать опилки. Вводная труба была уже в большой луже воды, режущей невидимым лучиком из небрежно сваренного стыка. Заказали пару водокачек, и те в несколько приемов понизили уровень лужи, выявив подлый лучик.