Карин ван Моурик - Перевод русского. Дневник фройляйн Мюллер — фрау Иванов

Стиль моего общения со страной был в основном деловым, а Толя с Тамарой вращались в мире искусства, не бизнеса, и дружба с ними повела меня по потайным коридорчикам в другие залы, где хранились ценности других категорий. Конечно, и здесь все было неоднозначным – заблудиться в чувствах можно легко, как в подмосковных дачах в лесном массиве.

Мои друзья так просто объяснили, как найти их дачу, что даже уточнять не пришлось. Садишься в последний вагон, выходишь на седьмой станции, перед тобой – вокзал и улица. Вот и иди по этой улице до дачного поселка, а там – спросишь дом Толи и Тамары. Очень просто.

Я сделала все так, как было сказано. Последний вагон, который оказался первым, потому что электричка поехала от московского вокзала в обратную сторону, был набит до отказа людьми. Сесть было некуда, я ехала стоя, подпираемая дачниками со всех сторон. Когда поезд тормозил, на меня падал пьяный мужик. На седьмой станции еле выбралась из вагона – почти никто не выходил.

Фух. Пошла по перрону до самого конца, туда, где притулилась крошечная будка – на вокзал не очень-то похоже… Кругом лес. Четыре человека со своими корзинами исчезли в четырех направлениях. Возле будки должна была начинаться «улица», но это была просто тропинка, ведущая в лес. По ней я и пошла.

Я потерялась очень быстро. Там, где тропинка расходилась натрое, не было камня с указаниями про коня или про счастье. Выбирала наугад.

Прошло два часа.

Не каждый день гуляешь в лесу. Под ногами сосновые иглы ковриком… Ароматный воздух. В лесу нежарко, спокойно. И никто не попадается навстречу – удивительно, не тайга же тут. Надеюсь, волков тут нет. Все-таки тропинки исхожены, обжиты, ну, куда-нибудь ведь должны они меня привести! Видимо, я просчиталась и вышла не на седьмой станции. Из-за мужика, который падал… Собраться с духом. Ходить пешком полезно. И вдруг… Чья-то черная голова маячит за кустами? Высоковато для человека. Ау! Боже мой, что это… Ленин???

Точно. Ленин. Бюст на каменном цоколе. В лесу, на пересечении тропинок. Если бы тут возник билетный киоск «Театрально-концертная Москва», это не было бы так удивительно. Ленин!

И, хоть был он бюстом и не мог указывать рукой, как указывал почти везде, его присутствие меня обрадовало и развеселило: да вон и домики показались, неспроста же он здесь стоит! Да вот и люди возятся в огороде, здравствуйте!!! Я – немка. Приехала из Германии – и заблудилась.

– А вы, случайно, не Анна Герман? – посмеивались люди, понимая, что я – не она. – Дойдете до первого поворота и сразу увидите старый зеленый дом. Возьмите яблочки на дорогу, вдруг опять заплутаете…

Кругом лес. Четыре человека со своими корзинами исчезли в четырех направлениях.

Многие говорили, что я на нее похожа, и это общее мнение меня поначалу забавляло, а потом стало бесить. Во-первых, я ее не видела – нельзя же было в то время достать из кармана смартфон и тут же найти в интернете портреты Анны Герман, во всех ракурсах. Во-вторых, если я пою – то почему я пою, как Анна Герман, это ж я пою! Мало ли у кого есть длинные светлые волосы! И почему я вообще должна быть на кого-то похожа?

А потом увидела ее портрет – ну и ну! Что-то не просто похожее, а прямо родственное! Только облик ее – сама элегия, взгляд – сама печаль, а это совершенно не мой темперамент. Но хорошо, ладно, пускай буду похожа. Потом мне подарили ее пластинку. Я влюбилась в ее волшебный голос сразу, и сравнение с нею наполнило меня тайной гордостью.

Спустя годы я узнала и причину «родственной связи» – Анна Герман была по крови немкой.

И странная вещь. Я помню застекленную полукруглую террасу в доме моих друзей, где мы обедали и беседовали. Стекла были старые, от времени слегка помутневшие и пустившие волны… Солнечный свет, преломляясь в волнах, наполнял террасу странным мерцающим светом. Помню кусты, глядевшие в открытые и закрытые окна столовой. И кусты переливались в мягком свете в неровностях стекол… Помню смех Тамары, ее прекрасный суп со щавелем и яркий зеленый лук на столе… Но не могу вспомнить, почему я заблудилась, хотя причина была быстро обнаружена, и это стало поводом к обсуждению и хохоту, вручению медалей за ориентирование на местности и возношению благодарностей Ленину. И что там делает Ленин, в лесу, мне объяснили. Не помню.

Неважно. Важно, что получила искомое – и наслаждалась.

Минуло три года с тех пор, как я открыла в Москве первый офис. Наш бизнес стремительно развивался. По прошествии каждого года объем продаж удваивался: два миллиона превратились в четыре, потом – в восемь… Мы подбирались к обороту в двадцать миллионов марок.

Но, как бы я ни трудилась, как бы ни радовалась успехам и результатам, – меня никогда не покидало ощущение, что я стою в стороне от этих оборотов и доходов. Просто возникло однажды такое чувство, что все, что занимает мое время, что составляет на данный момент мою жизнь, уже существует само по себе, а я – как тот ручей, который вращает мельничное колесо. Где-то мешки наполняются мукой, и кто-то выпекает из нее румяный хлеб, и кто-то ест этот хлеб и радуется… А я вращаю тяжелое колесо и, отдав свои силы, протекаю дальше. Чувство это отчетливо возникло – и больше не уходило.

Нам уже давно стало тесно, и мы нашли прекрасное помещение для большого офиса – почти триста квадратных метров. Здание было старинным, необычной планировки. Тут были и деревянные столбы, и балки на потолке – красота! Требовалось внести арендную плату за два года вперед – внесла. Сняла подробные чертежи нашего нового офиса и отвезла в Германию. Чертежами занялся дизайнер. А я занялась приобретением всего необходимого.

И совсем скоро двадцатиметровый трейлер, который загрузили профессионалы – так, что комар носу не подточит, так, что ни один лишний карандаш уже не поместится – отправился в Москву. Помимо всего, что требуется для приличного офиса, от шкафов и компьютеров до самой мелкой канцелярии – до ластиков и скрепочек, находилась в грузовике очень ценная вещь: специальное антистатическое ковровое покрытие для помещений, где много компьютеров. Этот ковер был идеально подогнан под изгибы, столбы и ниши нашего пола. Он был вырезан так, чтобы его можно было одним движением развернуть – и расставлять на нем мебель.

Я купила все сама. До последней лампочки. Но это ничего, даже приятно, я все-таки женщина.

А потом, в Москве, рабочие смотрят на тебя так, будто у тебя эльфийские уши или третий глаз во лбу: «Нет клей для такой красивый ковер». Есть только смола для асфальта, битум называется. «Хороший ковер, но он с дырками, знаешь?» И пока ты пытаешься взять ситуацию в свои руки и умно ее разрешить, они там, наверху, в офисе, уже разрезали кусок драгоценного антистатического ковролина на удобные части! И потом – эта черная смола, битум, вылезла в щелочки, между удобных частей. И где оказались эти щели? Конечно, в проходах, где по плану не должно стоять ни одного стеллажа и ни одной перегородки!