Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

Иоганна тотчас же отправилась в тюрьму. Когда она вошла в камеру, Руфь сидела на нарах и рисовала. Она не сразу встала, а что-то еще подправила на листе.

— Как это мило, что ты пришла! Но ты ужасно осунулась. Должно быть, отвратительно питаешься.

Иоганна успокоила ее, сказав с радостной улыбкой:

— Доктор Гросс говорит, что тревожиться нечего, ребенок сам возьмет все, что ему нужно.

Полицейский вахмистр стоял, прислонясь к стене. Он вмешался в разговор:

— Да, но возьмет-то он у мамаши. Это начинается еще до рождения, да так и не кончается всю жизнь. А кого же мы ждем — девочку или мальчика?

Иоганна просияла:

— Конечно, девочку.

— А если будет мальчик, вы уже через пять минут и слышать не захотите, что ждали девочку.

Руфь присела с Иоганной на нары.

— Ты что-нибудь приготовила для ребенка?

— Ученики Иисуса все принесли, — таинственно зашептала Иоганна. — Даже крошечные вязаные башмачки. И, представь себе, — коляску!

— Говорить шепотом не положено, — остановил ее вахмистр.

— Когда ребенок родится, ты, наконец, напишешь Стиву? — спросила Руфь.

— Не знаю. Может быть…

— Но ведь запрет уже снят. Вы могли бы пожениться.

— Да, пожалуй, надо написать.

— Непременно. А иначе это сделает Мартин. Я его просила. — Она окинула Иоганну испытующим взглядом, с головы до ног — так мать оглядывает свое дитя.

С тех пор как Иоганна была в положении, она закалывала волосы шпильками. Свое неизменное голубое платье она выпустила в швах до предела. Шел уже восьмой месяц беременности, но Иоганна была сложена так пропорционально, что естественный биологический процесс нисколько ее не уродовал.

— Смотри, ешь побольше. Доктор Гросс обещал устроить тебе койку в больнице. Все обойдется хорошо. Зато в солнце и воздухе там у тебя на выгоне ребенок не будет нуждаться, верно?

Они продолжали говорить о ребенке. Но вот вахмистр посмотрел на часы и решительно выпрямился.

— Ну, пора кончать. Время для свиданий истекло. Надо было приходить пораньше.

Подруги встали и поцеловалась. Лишь выйдя в коридор, Иоганна спохватилась, что они все время говорили только о ней да о ребенке.

— Руфь узнать нельзя, — рассказывала она потом Мартину. — Такая уравновешенная. Можно подумать, что она живет в обычных условиях.

По дороге домой она долго стояла перед вытянутым в длину подвалом, в который отец Иакова, плотник, встроил крошечный домик. Огромную груду щебня в углу подвала, раза в три выше домика, он еще ранней весной разделал под расположенный уступами садик, а пол в подвале усыпал желтым речным песком. Землю он приносил в мешках из лесу. Иоганна увидела грядки репы и салата и длинную полоску, засаженную картофелем. Клочок земли с квадратный метр был оставлен для цветов. Два распустившихся тюльпана уже колыхались под дыханием ветерка. Среди опустошенного города подвал казался идиллическим оазисом.

С тех пор как Руфь арестовали, за чистотой в сторожке следила Иоганна и она же готовила Мартину обед. Придя, она застала его на поляне. Он стоял с видом человека, который не знает, что делать и куда себя девать. Иоганна стала рассказывать, в каком хорошем состоянии нашла Руфь.

Глядя куда-то в сторону, он сказал:

— Даже два года каторжной тюрьмы сведут ее в могилу. — Чувствовалось, что он и сам не переживет этого. Лицо — желтое, щеки ввалились, рот всегда полуоткрыт, словно у него все внутри перегорело.

— У Руфи замечательный защитник, — обнадеживающе сказала Иоганна. Она посмотрела на Мартина и солгала. — Он говорит, что пока тревожиться нет оснований.

Мартин оттянул верхнюю губу, оскалив чересчур длинные зубы:

— Дело поручено судье-антисемиту, заядлому нацисту. Это друг того самого следователя, который выпустил Цвишенцаля на свободу. На что уж тут можно надеяться!

Он вошел к себе и сел на кушетку, над которой висел большой ландшафт, выполненный тушью и кое-где тронутый акварелью. Руфь изобразила на нем Вюрцбург — серый город руин на фоне цветущей и по-летнему радостной майнской долины.

Иоганна все еще стояла в раздумье на поляне, не замечая, что за ней ведется наблюдение. Петр и Иоанн, спрятавшись в березовой роще, не спускали с нее глаз. Они навесили замок на дверь ее сарайчика, чтобы никто не украл коляску, и теперь хотели незаметно всучить Иоганне ключ.

Она вошла в сторожку и сказала мимоходом Мартину, сидевшему в позе полного отчаяния:

— Никогда бы господин Шолленбрух не взялся за это дело, если б считал его безнадежным. — Захватив большую кастрюлю, она собралась за водой в ту самую минуту, когда Петр уже решил подкрасться к сторожке.

— Ничего не значит, — сказал Мартин куда-то в пространство. — Адвокаты за все берутся.

Иоганна поставила кастрюлю на печку.

— Но ведь господин Шолленбрух отказался от своей должности следственного судьи только для того, чтобы защищать Руфь. Никогда бы он этого не сделал, если бы думал то же, что и ты.

Ключ, обернутый в записку, влетел в окно и упал к ее ногам. Мальчики уже шагали по направлению к городу.

— Я думал, думал и кое-что обмозговал, — сказал Иоанн. — Напиши-ка ты письмо Шарфу. Оно у меня целиком в голове. Пиши примерно так: «Многоуважаемый господин Шарф! Ваше покушение на меня было неплохо задумано, лучше, чем убийство Оскара. Вы надеялись, что я, как ваш щенок, буду лежать под лестницей, истекая кровью. Если бы ваш план удался, вы, конечно, могли бы остаться в тени и избежать наказания. Но теперь я вас вежливо предупреждаю: это письмо существует в трех экземплярах. Две копии в запечатанных сургучом конвертах находятся в руках у надежных антинацистов. Если я погибну от несчастного случая, они немедленно вручат эти письма властям. Их вскроют при свидетелях, и тайный убийца будет изобличен перед всем светом. На этот раз вам не удастся так легко отвертеться, как бы ловко вы все ни состряпали. Вы будете заранее уличены, и вас приговорят к смерти…» — Иоанн остановился. — Слова «несчастный случай», разумеется, поставь в кавычки, это — ирония. Мне кажется, если Шарф получит такое письмо, он сто раз подумает, прежде чем что-нибудь затевать против тебя.

Петр вздохнул с облегчением:

— Да, ты прав, он побоится. Как это мне самому в голову не пришло!

Иоанн тут же настукал письмо на отцовской машинке.

Одну копию он оставил себе, другую отдал Ученому. Идя на заседание, мальчики по дороге опустили письмо Шарфу в почтовый ящик.

— Мы, ученики Иисуса, заступники справедливости, берем у богатых, у которых все есть, и отдаем бедным, у которых ничего нет.

— Что было, то сплыло! Теперь ни у кого ничего нет! — заметил Уж; он держал на весу изношенный фрак, чтобы Катарине было удобнее отпарывать полы. Она решила из верхней части сшить курточку для одного малыша.