Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

— Значит, что этой ищейке здесь нужно?

— Может, мой парнишка опять чего-нибудь набедокурил. Ребенок сдуру перелезет через забор, а они и рады покуражиться… Вчера этот паршивец опять явился домой мокрый с головы до ног, забрался на святого у фонтана, на самую макушку, и свалился в воду. Все коленки и лоб до крови расшиб.

— Ну, я тогда к вам, значит, завтра зайду, фрау Беномен. Надо бы нам поскорее выступить и хоть что-нибудь заработать.

— А будет из этого толк, господин Люкс? Не знаю, право. Уж очень это чудно.

— Да полно вам! Мы же прекрасно поем. И фраки у нас есть.

Он уже хотел идти, но тут агент, торжественно шагнув вперед, загородил дверь.

— Из комнаты не выходить. Именем закона!

— То есть как это! Как это то есть! Значит, то есть закон? Вы что, рехнулись! — Он схватился за ручку. Агент оттеснил его.

Но тут дверь открылась снаружи. В комнату вошел Оскар, а долей секунды позже второй сыщик.

— Вы арестованы! — У обоих в руках оказались револьверы. Пудель зарычал.

Оскар отшатнулся. Его будто обухом по голове ударили, он с трудом держался на ногах.

— Значит, то есть какая глупость! — Люкс потер кончики пальцев, пудель подбежал к нему.

Весь этот день Оскар бегал по городу, не находя себе места, внутренне сжавшись в комок и оцепенев. Теперь его сразу отпустило. В нем вновь пробудились чувства. Вот оно, то неизбежное, от чего не уйти. Было мгновение, когда он хотел все рассказать, но лишь покорно, с готовностью вымолвил:

— Ну что ж, ведите.

Один наставил револьвер ему в грудь, другой защелкнул наручники. Глаза фрау Беномен налились и округлились, как две черные вишни.

— Что ты такое сделал? Ради всего святого, что ты сделал?

— Ничего не сделал!

Пудель стоял неподвижно, но вид у него был угрожающий. Ганс Люкс растерянно тер кончики пальцев.

— Ступайте вперед!

— Значит, то есть я пойду с тобой. Значит, фрау Беномен, я с ним пойду.

Когда они вышли из дома, жизнь на улице замерла. Каждый останавливался. Следовавшая за ними толпа росла с каждым шагом. Все его знали. Человек в наручниках действовал на расстоянии, действовал как волшебная палочка. Каждый, увидев его, останавливался, будто зачарованный, и шел следом.

«Этого уже не поправишь, — думал Оскар, — никогда и ничем не поправишь!»

Шагая в одну шеренгу — Оскар между двумя сыщиками, и справа от них Ганс Люкс, — они стали подыматься на горку, ведущую к мосту, а следом валил народ. Было еще светло.

Вдруг тишину прорезал детский крик. Младший сын Оскара увидел отца. Мальчик остановился, сложил грязные ручонки, побежал за толпой, опять остановился и, отчаянно рыдая, снова побежал.

Оскар, обернувшись, посмотрел на сына. Поистине это был тернистый путь.

Мост уже не вмещал разросшейся толпы. У Четырехструйного фонтана стояли извозчики.

— Значит, то есть вы ничего не имеете против, если мы поедем на извозчике? Я заплачу.

Верх у пролетки был поднят. Ганс Люкс взобрался на козлы. Много лет не садился он на извозчика, а вот сегодня едет уже во второй раз. Он вытащил из жилетного кармана полученные за ключ семьдесят пять пфеннигов и держал их наготове в потной руке.

Сын Оскара побежал, отчаянно рыдая, домой, взобрался, рыдая, на пятый этаж.

— Папа! Папа!

— Замолчи!

Мать втолкнула его в кухню.

Шкаф и ящики комода были открыты. Двое агентов выкидывали из них жалкий скарб. Они искали деньги и оружие, которым могла быть нанесена рана, и ничего не находили.

Фрау Беномен молча, с ненавистью, наблюдала. Она тоже предвидела, чем грозит ее мужу эта прогулка среди бела дня через весь город.

Кухню уже обыскали. Других комнат в квартире не было. Выкинутые вещи загромоздили стол. Сверху лежал старый растянутый прибор для укрепления мышц, которым Оскар пользовался в юности.

Напоследок сыщик нашел плетку и взвесил ее в руке. Она была очень тяжелая.

Пудель поднялся с пола и зарычал. В кухне ревел мальчик.

Кожа на набалдашнике проносилась, и сквозь нее поблескивал свинец. Удар этим свинцовым шариком по голове вполне мог причинить мгновенную смерть.

Молча запихнув в портфель кипы исполнительных листов, судебных предписаний и плетку, агенты удалились.

Перед домом, возбужденно обсуждая происшествие, стояли соседи. Смерть Молитора и арест Оскара занимали весь город.

В утренних газетах, которые набирались с вечера и печатались ночью, в качестве предполагаемого убийцы все еще фигурировал Соколиный Глаз.

В этот день фрау Юлия так и не открыла своей лавки. После ночи в парных постелях Соколиный Глаз еще ранним утром сквозь сон услышал свое имя:

— Георг, оденься и подожди в коридоре.

Пока он торопливо облачался, она лежала, натянув одеяло на голову.

Когда он вернулся, она уже успела одеться, прибрать комнату и, перед тем как расчесать свои каштановые с рыжеватым отливом волосы, чистила гребенку Соколиного Глаза. Они поговорили о ее волосах, словно об их общем достоянии.

— Какой же они у тебя длины, Юлия?

— Как раз такой, что я могу на них сесть. — Она повернулась к нему спиной, и ему дозволено было их расчесать.

Потом они общими усилиями перенесли стол к окну на солнечную сторону. Монастырский сад был совсем не такой, как при луне. Прозаические грядки, кусты смородины и крыжовника сверкали, влажные от росы и свежие в утреннем солнце. Между грядками копошились одетые в черное монашки, подвязанные синими фартуками. Узкие дорожки были посыпаны охряно-желтым песком.

По крытой галерее, вдоль десятиметровой серой стены, творя молитву, чинно прохаживались взад и вперед пожилые монахини.

Фрау Юлия, и сама напоминавшая монахиню своими тонкими, чуть поблекшими чертами, сварила кофе и яйца, сложила вчетверо чистую простыню вместо скатерти и, отломив ветку от старого плюща, который, разросшись, тянулся из монастырского сада по всей стене до самой крыши, украсила стол.

Никогда еще в своей жизни Соколиный Глаз не завтракал за таким чудесно сервированным столом.

В шесть часов утра они уже отбыли трамваем в свадебное путешествие к Целю-на-Майне, лежащему в получасе пути от Вюрцбурга, и, бродя по лесу или растянувшись у ручья, без конца строили планы на будущее. А когда вся долина Майна, и вода, и небо, и каждое деревце, каждая былинка загорелись пурпуром заката, они вернулись из свадебной поездки, сошли у Фогельсбурга и под ручку направились в садоводство с визитом к Теобальду Клеттереру.

У него сидели письмоводитель и Ханна Люкс. Расположились в комнате у Томаса за сосновой доской у окна. Вечер был теплый, настроение у всех подавленное.

Не прошло и десяти минут после ареста Оскара Беномена, как в садоводство Клеттерера, спотыкаясь, ворвалась старушонка, у которой на носу даже летом всегда висела капелька, выкрикнула: «Молитора убил Оскар трактирщик» — и поспешила в следующий дом. Как она успела за такой короткий срок пробежать столь дальнее расстояние, осталось для всех загадкой.