Николь Уильямс - Взлёт

Не обязательно было разбираться в автомобилях, чтобы догадаться, что блестящее серебристое купе наверняка стоит целую кучу денег и сто пудов привлечет внимание всех копов в радиусе десяти миль.

– Это? Тачка. – Джуд открыл передо мной дверцу.

– Надеюсь, ты не перепутал меня с одной из своих подружек на одну ночь?

– Господи, женщина, – он перегнулся через дверцу, – что мне сделать, чтобы ты внесла меня в список своих исключений из правил, а?

– В исключения из правил я не верю, – парировала я. – Я верю в честность. Да, я ужасно старомодна, но что ж поделать.

– Это «66 Chevelle» [16] «66 Chevelle Malibu» – раритетное спортивное купе марки Chevrolet, выпускалось с 1964 по 1978 год. , – пояснил он и захлопнул дверь, не дав мне задать очередной вопрос.

– Твоя? – спросила я, едва он забрался на водительское место.

– Неа. – Джуд повернул ключ в зажигании, и двигатель взревел, оживая. – Она принадлежит одному моему приятелю.

– Приятелю из приюта для мальчиков?

Я видела, что эта тема его напрягает, – сжатые челюсти выдавали Джуда с головой, – но не могла пока понять почему.

– Неужто похоже, что у кого-то из нас есть родные, которым на нас не насрать, или работа, где платят не долбаные копейки, или, может, наследство, которое хоть сколько-то стоит, чтобы мы могли покупать себе такие тачки, а? – Положив руку на спинку моего сиденья, он, обернувшись, принялся выруливать задним ходом на дорогу.

Мама не сводила с нас глаз. Я видела ее в окне гостиной, и впервые она показалась такой же потерянной и жалкой, как и отец. Что-то тяжелое ухнуло мне в желудок, что-то очень похожее на чувство вины.

– Защищаешься, – пробормотала я, глядя за окно.

– Твои родители, походу, посчитали меня чем-то вроде жвачки, прилипшей к подошве. Ты забыла упомянуть – или предпочла не упоминать, – что сегодняшней ночью я твой парень. – Мы вырулили на Санрайз-драйв, и он выжал газ до упора. – Ну конечно, я же плохой мальчик, который мучит и обманывает бедную хорошую девочку. Так что да, остается только защищаться.

Наше первое настоящее свидание длится не более получаса, а мы уже ссоримся. Какой прекрасный повод отправить наши отношения псу под хвост! Я медленно выдохнула, стараясь не поддаться порыву и не вывалить на Джуда все, что думаю. Повернулась к нему.

– Слушай, Джуд. Извини, что я не рассказала родителям о тебе. Я серьезно прошу прощения, – добавила я, увидев, какую недоверчивую рожу он скорчил. – Но ты тут ни при чем. Это из-за них.

– Из-за них? – переспросил Джуд. Он не поверил, хотя я сказала чистую правду.

– Да, из-за них.

– И при чем же тут твои родители, Люс? – Он затормозил у красного светофора.

– При том что они – испуганные отчаявшиеся люди, которые лишились едва ли не всего сразу в жизни и боятся потерять то, что у них еще осталось. – Я теребила ручки своей сумочки, не поднимая на Джуда глаз.

Оперевшись запястьем на руль, так что ладонь свешивалась сверху, он поглядел на меня.

– И что же случилось в их милой жизни за симпатичным белым заборчиком, что они стали такими испуганными и отчаявшимися, а?

Джуд издевался над нами, издевался над моими родителями, но он просто ничего не понимал, не мог понять, а я никогда не смогу объяснить ему то, что и сама не понимаю. У меня было только одно объяснение, которое я могла дать.

– Жизнь.

Джуд раздраженно фыркнул:

– Какой откровенный, все объясняющий ответ.

Мне приходилось прилагать жуткие усилия, чтобы не дать злости перевалить за точку кипения.

– У тебя научилась, – прошептала я, на все лады проклиная слезы, навернувшиеся на глаза. Встречи с этим парнем превращают меня в хлюпика.

Свет сменился на зеленый, но Джуд не сводил с меня глаз. Большим пальцем провел по уголку моего глаза и не отрываясь следил, как катится по руке моя слеза.

– Вот я скотина.

Сзади посигналили. Джуд вытянул руку и продемонстрировал нетерпеливому водителю средний палец.

– Люс, прости меня. Я хотел, чтобы сегодня все получилось незабываемо, а сам, кажется, не могу ни сказать, ни сделать то, что нужно. Я не на тебя злюсь, ты чего? Даже близко нет такого. Я злюсь на себя. Я ведь понимаю, почему твои родители терпеть меня не могут и почему ты им обо мне не рассказала. Я все понимаю. – Он ударил кулаком по приборной панели. – Я понимаю, что такова реальность. Я только не понимаю, почему бы этой реальности не уйти в отпуск, хоть ненадолго!

Сзади опять засигналили, уже не так вежливо. Снова приложив ни в чем не повинную приборку кулаком, Джуд опустил водительское стекло и высунул руку в том же жесте.

– Нажмешь на свою сопелку еще раз – готовься валить отсюда к чертовой бабушке, придурок! – заорал он, и встречные машины стали останавливаться, чтобы посмотреть, какого хрена тут творится.

Я поглубже забилась на сиденье, в сотый уже, наверное, раз задумавшись, что могло произойти в жизни Джуда, чтобы он сейчас так себя вел. Чтобы он стал таким – злобным, наглухо закрытым. Джуд подождал несколько секунд, пристально глядя на бедного водителя; его мышцы подрагивали. Наконец он крикнул:

– Да! Я так и думал!

Пассажиры встречных машин высовывали головы из окон и недоверчиво нас разглядывали, словно мы могли быть опасны для общества. Я сползла по сиденью еще ниже. Наконец Джуд убрал руку поднял стекло и, поглядев по сторонам, сорвался с места как раз в тот момент, когда снова загорелся красный. Выдохнув, он глянул на меня. Лицо его разгладилось, он успокоился. Словно он несколько секунд назад на перекрестке не разыгрывал из себя Халка.

– Спрашивай меня о чем хочешь, Люс. Не могу обещать, что отвечу на все, что тебя интересует, но спрашивать ты всегда можешь.

Первое, что пришло мне в голову, – Джуд сидит на каких-то серьезных лекарствах и забыл принять ежедневную дозу. Но потом я узнала этот его фирменный прием – сделать вид, что ничего не случилось. К сожалению, мне и самой он был отлично известен, я могла бы целую психологическую книгу о нем навалять.

– Тогда я спрошу: что это, черт возьми, было?

Он зарулил на школьную парковку и поставил машину в самом дальнем углу. Посмотрел в окно, вздохнул.

– Иногда я слетаю с катушек, Люс. Я не специально это делаю, я даже не хочу, чтобы так было, но девяносто процентов времени я не могу это контролировать.

Снова на миг промелькнула его уязвимость. Вот он, причиняющий боль, но честный ответ, который напомнил мне, почему здесь и сейчас я с Джудом Райдером.

– Я хочу стать лучше, но не знаю, могу ли, – продолжал он. – И тебе нужно об этом знать, если мы собираемся продолжать, потому что…

И тут я сделала то, что, в зависимости от взглядов на мир, покажется ужасно неправильным и опрометчивым или очень подходящим к ситуации поступком. Одним плавным движением – пятнадцать лет в танцклассе не прошли даром, – я придвинулась к нему вплотную и, не успев толком подумать, что делаю, прижалась губами к его губам.