Олег Петров - Тринадцать подвигов Шишкина

Председательская чета вообще на свадьбе выглядела необычайно веселой и жизнерадостной. И Шишкин знал почему.

Навестив родительский дом, Александр нанёс прощальный визит и вскоре убывающим в город на Неве молодым супругам Ткачёвым. Макс его и огорошил.

Оказывается, дурила – с ноября прошлого года! – председательская Танька и родителей, и студенческую братву с «преподами».

– А зачем?! – Шишкин-младший чуть дар речи не потерял.

– Витюлю Лямина на «вшивость» проверяла.

– Так это ж тупиковая проверка!

– А ты залезь в бабскую голову, – вздохнул Макс. – Меня вот тоже недавно поразила страшная догадка… Какой общий признак у ядовитых грибов? Правильно – юбка на ножках. Чуешь?

– Чуять-то я чую. А ты меня не разыгрываешь? В голове не укладывается!

– Сашок! Какой розыгрыш! Я сам-то до сих пор охреневаю! Это ж какое надо иметь терпение! И целеустремлённость! Почти девять месяцев имитировать! Вот что, старик, с бабами любовь делает! Куда нам до них! Я эту Таньку что-то даже побаиваться стал… Заодно и Машку. Не зря же восточная мудрость гласит: удачно жениться – это засунуть руку в мешок с ядовитыми змеями и вытащить оттуда ужа.

– Это ты к тому, что не ужа вытащил?

Макс махнул рукой.

– Впору писать трактат о женской логике. Совершенно непостижимая вещь! Наверное, на нашей многострадальной планете наступит эпоха всеобщего благоденствия, мира и процветания, если появится учебник по женской логике. Теперь я знаю, что, когда женщина думает, что бы такого съесть, её надо понимать однозначно: ни в чём себе не отказывать, но при этом обязательно похудеть. Если о нарядах, то всегда «нечего надеть», но, что бы ни надела, если не выглядит при этом максимально раздетой, – гардеробчик не тот. И этот многочасовой вечерний бубнёж в телефонную трубку с подругами, который можно законспектировать одной фразой: «Дорогая, постарайся выйти замуж за самостоятельного мужчинку, чтобы быть независимой…» От кого независимой, от чего?..

– Да ты, Макс, как вижу, нажился семейной жизнью уже по горло.

– Ну, я бы так не сказал. В целом у нас с Машкой всё нормально. Она, конечно, не ужик, но полёт устойчивый. У неё лишь после общения с мамашей иногда нечто проявляется…

– О-о! Тётя Эля…

– Вот и жду не дождусь, когда в Питер укатим. Хотя бы это шизанутое общение прекратится. И Машкино с Танькой, и с тёщенькой драгоценной…

– А там не прорежется ностальгия? «Родительский дом – начало начал…»

– Хрен её знает! Да нет… Она сама рвётся поболе меня. Как восклицала Анна Каренина: «Скорей бы скорый!» Так, брат филолог? А у меня другое заболевание прогрессирует. Синдром Обломова. Я, видимо, законченный лентяй. Чем ближе к отъезду, тем меньше хочется перемен. Как говорят: два переезда равны одному пожару? В общем, погорелец Обломов. Кстати, ты никогда не замечал, насколько мы, мужики, слабы, ранимы и тяжелы на подъём? А бабский пол – только свистни! Неистребимая тяга к переменам! Если таковых долго нет – изнывают! Им хотя бы шкаф с диваном местами поменять, а уж карусель какую раскрутить… И в интригах поднаторели…

– Да уж… Одна Татьяна чего стоит…

– Во-во! Это же додуматься надо! А какое самообладание?! Её батя Витюлю разве что не прибил. Скажу больше! Когда Танька окончательно округлилась и заговорила об «академе», Витёк уж было дрогнул… Устоял, конечно, но случился у него период разброда и шатаний. И с новой подругой – полное кораблекрушение из-за «антиресного положения» Татьяны, и к Таньке назад ноги не идут, особенно после того, как Танькин пахан на Витюлю наехал, а потом и мамаша ейная «проникновенную беседу» с ним провела…

– Так тут и маман побывала?!

– А ты что думал! Тоже Витюле на психику давила…

– Но устоял же!

– Потому как у Танькиных родителей хватило ума не лезть со своей проблемой ни в деканат, ни в ректорат. Тут они не допетрили. Витюлю же запросто могли из института вышибить.

– Да ну, перед выпуском-то…

– Само то! Ты представь: вышибли бы Витюлю в мае. И куда он? «А для тебя, родная, есть почта полевая. Прощай, труба зовёт!..» Ту-тут-тут-ту-у! – пропел Макс и мажорно завершил: – На пару лет в пехоту или на три – в морфлот! И только, старик, опосля восстанавливайся, доучивайся… Дрогнешь тут…

– Крандец… – поскрёб темечко Шишкин-младший.

– Хуже! Крандец – это когда идёшь с полной тарелкой горячего борща… в одних трусах… по дорогому ковру… И вдруг внезапно чихаешь! А это… «Бежит по полю санитарка, звать Тамарка, в бо-о-льших кирзо́вых сапогах…» – совсем невесело санекдотил-пропел Макс.

– А как Танька столько времени все ваши прожжённые медицинские массы дурила?

– Элементарно, Ватсон! – Макс сунул обе руки под рубашку и оттопырил ткань. – Подушку к пузу привязывала! Так и шастала целый день! Начала, видимо, с «думочки», а потом и до большой подушки дело дошло.

– Сильна девушка… Ей бы в Штирлицы… Но впереди же ещё год учёбы!

– Наврёт чего-нибудь! Самое простое – «не выжила крошка, помер младенчик, слабенький был он, слабее, чем птенчик…» И обрушился на безутешную мать страшеннейший стресс! Таньку ещё и жалеть будут. Особенно во время экзаменационной сессии. Обжалеются девушку педагоги! А можно и другое залить, радостное, без кладбищенской жути: родила, бабушка с дедушкой водятся, чтоб мамочке не в «академ».

– Однако, Макс, ещё Мюллер приговаривал: «Что знают двое – то знает и свинья». Но вот ты знаешь…

– Спасибо, дружище!

– Да нет, я серьёзно. Ты знаешь, Машка знает…

– А больше никто! Я, кстати, тоже не знаю. Случайно подслушал, когда Танька с Машкой шушукались, вымарывая Витюлю из списков, как малодушного хлипака. О-о, Машка – кремень! Я как ни подъезжал к жёнушке дорогой – могила! Ты представляешь?! Это, получается, если она захочет меня вокруг пальца где-то обвести – фиг правду догонишь. На смертном одре разве что признается. Но я до этого не доживу. Или случайно узнаю, но, как положено обманутому мужу – последним.

– А маман Татьяны про свадьбу насочиняла… Всё село знает.

– Господи, да это вообще пустяки! Ну, не сложилось у песни начало, не сошлись молодые характерами. Задницей об задницу – и расплевались, разошлись, как море корабли…

– М-да… Логично… Тем более, насколько я в деревенских сплетнях осведомлён, про Татьяну на сносях бабы точно не в курсях, – срифмовал Шишкин-младший и засмеялся. – То-то она в село ни ногой. Дома номер бы с подушкой не прокатил.

– Вот и я о том же. Выкрутится Танька! Зато теперь в квартирке кооперативной поживает, и хрен ты её из города выманишь. Погоди, когда до распределения дело дойдёт – продолжение сказочке придумает! Да-да! Скорее всего, так и будет. На лоне природы дитя обитает, у бабы и деды щёку наедает!.. И – не трогайте маму-одиночку! Можно даже замуж за городского дяденьку фиктивно выйти. А может, и не фиктивно. За год ещё столько воды утечёт… Это вот теперь Витюле неизвестно, сколь крест по жизни волочь. Из папашки-отказчика такие верёвки можно вить!.. Тут уж мстительной женской фантазии – полный простор! Женская месть – это нечто совершенно непредсказуемое и изощрённо коварное. Хотя чего я тебе… Ты же у нас дипломированный литератор, по лучшим образцам мировой классики можешь судить: отвергнутая женщина – хуже атомной бомбы. В общем, Витюле можно только посочувствовать…