Алексей Митрофанов - Пречистенка

А писатель Михаил Дмитриев так отзывался о крупнейшем храме государства: «Это какое-то неуклюжее здание в виде индийского пагода, с шапкой в виде огромной луковицы или пикового туза… Странно, что деспоты и жестокие государи никогда и не имели вкуса к изящному: это доказывает история. Видно, изящное требует от души свойств мягких — истина, добро и красота имеют один источник».

Бунин в «Чистом понедельнике» упоминал «слишком новую громаду Христа Спасителя». Андрей Белый в романе «Москва под ударом» заставил своего героя, трогательного профессора Коробкина, повести японского коллегу Исси-Нисси на экскурсию. И, зайдя в храм, чичероне поведал, тыкая вверх своим пальцем:

— Саваоф!.. Потрясающий нос — в три аршина, а кажется маленьким… Нос — с профессора Усова списан… автора — да-с — монографии «Единорог: носорог»…

Кстати, Андрей Белый упоминал этот храм исключительно в связи с саваофовским носом, якобы списанным с некоего Усова — и в «Московском чудаке», и в «Крещеном китайце», и даже в автобиографическом романе «На рубеже двух столетий».

Впрочем, и такое практически официальное издание, как путеводитель «По Москве» 1917 года, издание братьев Сабашниковых отзывается о храме без ожидаемого пиетета: «Тон… византийский в основе храм снабдил чертами из древнерусского зодчества, но не выказал при этом достаточно таланта. Здание не поражает ни величественностью, ни стройностью линий… Холодом веет от высоких, преднамеренно гладких стен. Бедность замысла не скрашивается барельефами, опоясывающими здание».

В подобном же ключе высказывался и писатель Олег Волков, родившийся задолго до революции и, разумеется, заставший подлинник: «…это было явное подражание греко-византийским храмам, безнадежно, на мой взгляд, проигрывавшее при сопоставлении со своими прототипами предшествующих веков…»

Так что, если не принимать во внимание размеры и прочие количественные характеристики храма Христа Спасителя, выходит, что он ничем особенным не примечателен. Более того, не слишком-то удачен. Велика фигура — да дура.

* * *

Может быть, из-за своей художественной несостоятельности, может быть, из-за ироничности, во все времена присущей россиянам и, в частности, москвичам, храм не стал сакральным местом. Разумеется, официально он считался таковым, но в неофициальную историю (письма, заметки, мемуары и так далее) вошел довольно странным и не слишком симпатичным образом.

Впрочем, виновато было и его расположение. В градостроительном смысле оно было выгодным — эффектный ландшафт, Кремль, река. Но в социальном — безнадежно проигрышным. С одной стороны — городские бани. От них к реке

с утра до вечера сновали обнаженные любители плескаться в ледяной воде. С другой — трактир «Волчья долина», получивший, как нетрудно догадаться, свое прозвище отнюдь не за успехи в насаждении благонравия. А прямо перед храмом — пристань Общества рыболовов — тоже довольно-таки своеобразное место.

И. Слонов писал в своей книге «Из жизни торговой Москвы»: «Против храма Христа Спасителя на Москве-реке ранее помещалась пристань Общества московских рыболовов, где они наподобие клуба собирались в небольшой избе, поставленной на деревянном плоту; кругом последнего было привязано много лодок.

Но здесь не столько ловили, сколько пили… Однажды я случайно попал на заседание этого комичного Общества… Собралось 27 членов, ее люди довольно пожилые; тут были купцы, чиновники, капельдинеры, дворцовые лакеи и несколько подозрительных лиц неопределенной профессии.

Председатель Общества, редактор «Московского листка» Н. И. Пастухов, ярый рыболов, деловым тоном открыл заседание следующим заявлением: «Господа, на сегодняшнем заседании нам предстоит обсудить всесторонне давно назревший вопрос относительно груза: на чем лучше становить лодки для ловли рыбы — на якорях, рельсах или камнях?.. Желающих прошу высказаться по этому вопросу».

Рыболовы, выслушав это заявление, почти все одновременно заговорили об отрицательных и положительных качествах этих грузов. После непродолжительных дебатов выяснилось, что большинство высказалось за то, чтобы становиться на рельсах. Затем следовал доклад члена Общества, богатого купца и страстного рыболова Михаила Ивановича Носикова о вновь изобретенном им поплавке, который он тут же демонстрировал. Рыболовы с серьезными лицами и с большим интересом долго рассматривали этот поплавок, нашли его практичным и постановили благодарить его изобретателя.

Находившаяся на собрании жена одного из членов Общества сказала мне, что Михаил Иванович хороший человек, только у него из карманов живые черви выползают… Изобретенный им поплавок он также носил всегда при себе в кармане.

Следующий очередной вопрос на повестке был о приманке. Но в это время в заседание половой принес большой поднос с водкой и закусками… и я поспешил удалиться «из заседания»».

Этот своеобразный дух, конечно, проникал и внутрь храма. И под длинным носом Саваофа, столь любезного Андрею Белому, наблюдались весьма живописные сценки. Например, Федор Шаляпин оставил следующее воспоминание о службе в самой большой московской церкви: «недалеко от нас какой-то рабочий человек, одетый во все новое и хорошо причесанный с маслом, держал в руках зажженную свечку и страшно увлекался зрелищем того, как у впереди него стоящего солдата горит сзади на шинели ворс, „религиозно“ им же поджигаемый».

Впрочем, и Федор Иванович со своими товарищами не столько проникались самой службой, сколько ее внешними нелепостями: «…облаченный архиерей маленького роста с седенькой небольшой головкой, смешно торчавшей из пышного облачения, взбирался на помост с явным старческим усердием, поддерживаемый священниками. Нам отчетливо казалось, что оттуда, откуда торчит маленькая головка архиерея, идет и кадильный дым».

Время от времени московские газеты публиковали приблизительно такие сообщения: «Вчера… толпа рабочих… состоящая почти из ста человек, затеяла на набережной храма Спасителя игру в орлянку. Шум, крики, брань раздавались в течение нескольких часов; прохожие вынуждены были далеко обходить шумевшую толпу, а многие из публики, направлявшиеся в купальню, сочли за лучшее повернуть назад, не рискуя подвергаться дерзким выходкам со стороны подгулявших рабочих».

Случались и заметки несколько иного плана: «Вчера… в 11 часов утра, на набережной Москвы-реки, против храма Христа Спасителя появился лет 45 мужчина, с черными с проседью волосами, не высокого роста, довольно плотно сложенный, одетый в поношенное черного цвета триковое пальто, из-под которого был виден серый пиджак; черные триковые брюки были заправлены за голенища высоких сапог. Он быстро прошел по набережной и в конце ее, остановившись у фонарного столба, вынул из кармана бритву и, не долго думая, махнул ею по горлу. Кровь хлынула из раны, несчастный пошатнулся и упал на мостовую».