Вениамин Агеев - Песни сирены [сборник]

Тот застольный разговор с отцом запомнился мне ещё по одной причине. На маёвке, в числе других гостей, было несколько моих друзей, включая, между прочим, одну пару, которая к тому времени прошла через ряд острых кризисов, едва не закончившихся разводом – назовём этих людей Павлом и Ирой. Рассказ отца вызвал в нашей компании оживлённую дискуссию, предметом которой была не столько конкретная ситуация, сколько своеобразие человеческих нравов, – и один из присутствующих выразил удивление чересчур выраженной кровожадностью Эгле – ведь невозможно было предположить на полном серьёзе, чтобы она не знала, какие последствия будет иметь её поступок и насколько опасную ситуацию она создаёт не только для Михаила, но и для себя самой. Павел же, усмехнувшись, возразил на это, что, в общем-то, в том, как повела себя Эгле, не содержится ничего неожиданного, и в доказательство своей правоты привёл слова Ефрасии из «Шагреневой кожи» Бальзака – о том, что для женщины гораздо лучше знать, что любовник лежит в могиле на Кламарском кладбище, чем в постели соперницы. От Иры тут же последовало резкое возражение:

– Не нужно передёргивать. Он был предателем!

Вплоть до этого момента разговор шёл без тени ожесточения, однако тон Ириной реплики был похож на удар бича и адресовался, без сомнения, именно Павлу – суть была в том, что Ира приняла вызов и сделала ответный выпад в семейной дуэли.

– Да, он предатель, – тут же согласился Павел. – Предатель. Более того. На его совести, вероятнее всего, несколько смертей партизан и солдат, фигурально выражаясь, наших отцов и дедов. Значит, и наказание он получил вполне заслуженное. Но я не о том. Он был предателем и тогда, когда прятался на хуторе. И даже ещё раньше, когда носил форму «зондервербанде». Но тогда он эту Эгле почему-то вполне устраивал.

– Он был предателем! – упрямо повторила Ира. На этот раз бич в её голосе уступил место металлу.

– Ну был, был, – вздохнув, сдался Павел, но всё-таки добавил, буркнув себе под нос. – Был. Однако ж не о том, друзья, мы тужим.

Тут на стол были поставлены горячие ватрушки, и беседа переместилась в более безопасную область рецептов дрожжевого теста. Но кулинарные секреты, в отличие от предыдущей темы, мне не запомнились.

Алла находилась в отделении травматологии уже около двух часов, когда я узнал о случившемся. Я только что закончил ассистировать на срочной операции, и поэтому отреагировал на первые слова Большакова, который чуть ли не силком вытащил меня в коридор прямо из оперблока, довольно раздражённо.

– Ну что ещё? – спросил я нетерпеливо.

– Слушай, тут такое дело… – Вадик остановился, в нерешительности сглотнул слюну и сделал долгую паузу, хотя за несколько секунд до этого показывал мне знаками из-за двери, что ему очень срочно нужно со мной поговорить.

– Давай, выкладывай уже, у меня ещё куча дел.

– Понимаешь… – Вадик снова запнулся, прежде чем продолжить. – Понимаешь, Алла здесь.

– Ну и что? – рассердился я – Нельзя пять минут подождать? Что мне теперь, всё бросить, если она пришла? Зачем я ей вообще понадобился в такое время?

– Ты не понял, – помотал головой Большаков. – Она не пришла, её привезли. Она без сознания была.

– Что? Почему без сознания? Где она? Что случилось?

Пока мы бежали в другое крыло здания, Вадик рассказал мне, что Аллу подобрали на территории сквера Воинской Славы, почти возле входа, но чуть в стороне, и поэтому пока было неясно, сколько она там пролежала – ведь прохожие редко забредают в боковые тупиковые аллеи, не считая отдельных парочек, нарочно ищущих более уединённые места для свиданий. В скорую помощь сигнал поступил из близлежащего телефона-автомата. Звонивший не захотел назваться, так что и с этой стороны сведения не изобиловали подробностями, а больше спрашивать было некого, – Алла лежала в отключке, когда её доставили в больницу. Но и так было понятно, что она была избита, а как подтвердилось позже, ещё и изнасилована. Сразу же сообщили в ментуру, как положено при поступлении пациентов с подозрительными телесными повреждениями. Милиция приехала, когда врачебный осмотр уже закончился. Как раз к тому времени и пострадавшая пришла в себя, но Татьяна Андреевна – дежурный врач – всё равно не позволила следователю вести допрос, потому что у Аллы началась натуральная истерика. Менты там всё-таки что-то успели написать в своём протоколе, но не до конца, обещали, что придут завтра.

– А ты откуда узнал? Тебя же там не было?

– Мне медсестра сказала, Наташа Свиридова. Она слышала краем уха, как менты с Аллой разговаривали, вот ей и показалось, что имя прозвучало какое-то такое, будто смутно знакомое. А уж после присмотрелась получше – вроде это та самая девушка, которую ты на пикник приводил. Бросилась первым делом ко мне, чтобы тебя зря не пугать, потащила сюда. Ну и вот. Потом я за тобой пошёл.

– Ладно, чего мы остановились-то? Идём уже!

– Так вот же она, – сказал Вадик, указывая на каталку в перевязочной. – Пока тут. Это ненадолго, Наташа сказала, что попытается нормальную палату найти. Свободных-то мест нет, как всегда.

Я только теперь узнал свою подругу в неподвижно лежащем теле, укрытом до подбородка больничной простынёй.

– Вот беда-то! – услышал я голос за спиной. Это вернулась Наташа Свиридова. – Но она, если честно, ещё легко отделалась. Вы не убивайтесь сильно, Александр Викторович, состояние тяжёлое, но стабильное.

– Что с ней? Кто её осматривал?

– Татьяна Андреевна и осматривала. Не волнуйтесь, Александр Викторович. Всё, что можно было сделать, мы уже сделали, Татьяна Андреевна никогда не халтурит, не то что некоторые. Хотя травм много. Сделали рентген черепа – там даже трещина глазницы, представляете? И перед снимком повозиться пришлось. Кровотечение из десны было сильное, так разбито всё. Я-то её сначала вообще не узнала: лицо отёчное, всё в ссадинах, синее. Губы разбиты. Левый клык сколот. Ещё и лучевая кость на левом предплечье со смещением сломана, даже на глаз видно, потому что рука деформирована. Все бёдра в синяках, похоже, хватали сильно. Кожа на коленях содрана, на спине осаднение, гематомы на щиколотках – это он, видно, её за ноги оттаскивал подальше от дорожки. Ну, вы же понимаете, гинеколога срочно вызвать пришлось: подозрение на изнасилование. Да там и подозревать нечего. Ребята из бригады сразу сказали, что изнасилование – на ней же под юбкой не было ничего, а трусы и колготки рядом с тропинкой валялись… Плюс вся промежность в мелкоточечных кровоизлияниях, ужас просто. Гинеколог мазки на флору взял. И содержимое влагалища для экспертизы. Что вы так побледнели, Александр Викторович? Не переживайте. Авось обойдётся без ВИЧа и беременности, а всё остальное лечится.