Элизабет Говард - Беззаботные годы

– Да что ты говоришь! Ну, на самом деле с ними обращаются не так уж хорошо. Люди или лебезят перед ними: «Ах, мистер Костюм-в-полоску, не будете ли вы так любезны выдать мне еще три фунта?», или ненавидят их и стараются с ними не связываться.

– Вот оно что! А что делаешь ты? И то, и другое?

– И то, и другое.

– Бедненький папа! Ужасно, наверное, стареть и не иметь столько денег, сколько надо. На твоем месте я бы начала уже сейчас подыскивать симпатичное подержанное кресло на колесах.

– Ладно, обязательно. А теперь дай-ка я тебя укрою.

– Не надо! Я и так уже сварилась. Папа! Ты скажи Эллен, что я перед ней извиняюсь. А можно мне попить воды? А ты попросишь Полли подняться ко мне? А сам придешь проведать меня после ужина? Проверить, все ли со мной хорошо, потому что вдруг нет?

– Да, – сказал он и ушел.

Той ночью Сид сидела на краю постели и держала Рейчел в объятиях. Они проговорили весь день, когда оставались одни: по дороге со станции, после второго завтрака, когда отправились на длинную прогулку и нашли шаткую палатку в лесу у ручья, но заглядывать в нее не стали: Рейчел сказала, что она окутана завесой тайны, так что лучше оставить все как есть.

– Наверное, это палатка Тедди, – сказала она, – он из тех мальчиков, которые любят походы.

А потом, после чая, они снова ускользнули и долго сидели в поле за лесом, ближним к дому. Вечер был пасмурный, в воздухе пахло осенью. Они говорили о поездке вместе в Озерный край (возможно, на Пасху) и о том, удастся ли Сид зарабатывать побольше, если она будет преподавать в двух школах, а не в одной, и не попробовать ли ей купить маленькую подержанную машину. Рейчел хотелось подарить ее, но Сид об этом даже слышать не желала. Надо было просто сделать это, и все, думала Рейчел. Говорили о приближающемся втором визите мистера Чемберлена (на этот раз в Германию) и о том, действительно ли умиротворение – лучшая политика из возможных. Рейчел склонялась к мысли, что так и есть, но Сид беспокоилась за чехов, которым, по ее мнению, грозили притеснения.

– Если уж на то пошло, – высказалась Рейчел, – если бы не Версальский договор, такой страны вообще не существовало бы.

Но Сид парировала:

– Вот именно! Следовательно, мы несем ответственность за их суверенитет. Договор способен развязать войну так же легко, как прекратить ее, – и она улыбнулась, продолжая: – Понимаю, ты думаешь, что я спорю с тобой только потому, что я на стороне левых, но это не так. На твоей стороне многие придерживаются того же мнения.

– Ужасно то, что наше мнение не играет ни малейшей роли. И это очень пугает меня.

– А в случае войны ты бы не осталась в Лондоне?

– Видимо, осталась бы. Там же Иви. Что еще я могла бы поделать?

– Ну, не знаю. Зато знаю , что мне было бы невыносимо знать, что ты там, а я застряла здесь.

– А ты была бы здесь?

– Полагаю, да. Может, вы с Иви смогли бы пожить в коттедже Тонбриджа. Вот и нашлось решение.

– Иви была бы невыносима, – и они снова заговорили об Иви, а когда вернулись к тому же, с чего начали, оставили этот разговор и неспешным шагом вернулись в дом.

Поужинали, потом Сид играла в бридж с Хью, Сибил и Рупертом, а Рейчел шила и наблюдала за ними. Ей нравилось смотреть, как Сид общается с ее родными; время от времени их взгляды встречались, и обеим этот контакт служил поддержкой.

А теперь они остались одни на всю ночь, и в комнате возникло слабое напряжение. Рейчел хотела, чтобы Сид заняла ее кровать, а сама была готова лечь на узкую детскую койку, поставленную возле противоположной стены комнаты, но Сид ей не позволила. Желанием Сид, в конце концов осуществленным, были несколько часов, которые она провела, лежа рядом со своей любовью и притворяясь, что больше ей не о чем мечтать, – мучительное наслаждение, от которого она ни за что бы не отказалась, однако тайные перспективы, открывшиеся благодаря ему, так и остались тайными, и рано утром, когда Рейчел мирно спала, Сид прокралась на узкую койку и была награждена, призвав на помощь воображение. А потом, когда она захотела уснуть, впасть в забытье и проснуться уже новым днем, ей это не удалось. Она лежала, думая о Рейчел, которая дала ей так много, но не могла дать все, а ее нежная и привязчивая натура была окружена неприступной стеной невинности. Однажды она призналась Сид, что заранее знала: детей у нее никогда не будет, поскольку она не в состоянии вынести то, что должно предшествовать этому событию.

– Эта мысль внушает мне отвращение, – объясняла она, мучительно краснея. – Наверное, у некоторых женщин получается отгородиться – ну, понимаешь, в то самое время, – но я знаю, что я бы не смогла. И когда я думаю о том, что… мужчинам это на самом деле нравится, я просто начинаю хуже относиться к ним.

Человек, к которому, как ей казалось, она испытывала чувства, однажды поцеловал ее.

– Но это был не просто поцелуй – он был отвратителен.

Она попыталась засмеяться и продолжала:

– Просто плотское – это не для меня. Я невысокого мнения о собственном теле и не хочу иметь никакого отношения к чужим.

Сид молчала: тогда откровения были ей в новинку, а Рейчел взяла ее под руку – они как раз гуляли по Риджентс-парку, – и сказала:

– Вот почему мне так нравится быть с тобой, милая Сид. Мы можем быть вместе, и ничего подобного между нами не произойдет.

«И так будет всегда, – думала сейчас Сид, – и я даже не смогу подарить ей ребенка. А я ее люблю и больше уже не захочу никого и ничего». Она заплакала и уснула.

В понедельник Клэри покрылась сыпью, и доктор Карр объявил, что у нее ветрянка. Услышав об этом, Луиза устроила сбор у поваленного дерева в лесу за Хоум-Плейс. Сама она, Нора, Тедди, Полли, Саймон и Кристофер явились по приглашению, а Невилл, Лидия и Джуди тоже пришли – потому что услышали о сборе.

– Мы не звали на сбор ни тебя, ни тебя, ни тебя, – сказала Луиза последним троим, в нерешительности застывшим неподалеку.

– Ты же сказала «сбор детей», а мы дети, – объяснила Лидия.

– Все равно мы уже здесь, – добавил Невилл, – так что, по-моему, уже ничего не поделаешь.

– Да пусть остаются, – сказала Нора.

– Обещаете никогда не рассказывать взрослым ни слова из того, что сказано под этим деревом в понедельник 20 сентября 1938 года?

– Ладно.

– На такие вопросы «ладно» не отвечают. Скажите «торжественно обещаем».

Девочки повторили ее слова, а Невилл заявил:

– А я насмешливо обещаю. Это то же самое, – добавил он, заметив ошарашенное выражение на лице Лидии.

– Хорошо. Итак, мы собрались здесь из-за ветрянки Клэри. Поднимите руки все, кто болел ветрянкой.

Руку не поднял никто.

– Дело в том, что если действовать правильно, все мы попадем в карантин или заболеем до конца учебного семестра. Все ясно?