Коллектив авторов - Дежавю. Антология

Здесь, по Европе, скопом бродят призраки,
Что ни политик — враль и вертопрах…

А там цветут и медом пахнут признаки
Степной свободы на семи ветрах.

Все степь да степь — душа вольна, как всадница,
Вольна, как Герман Гессе — волк Cтепной.
Нас не догонят призраки — надсадятся! —
И пули не угонятся за мной.

Европа нынче — Мекка для паломников,
Чья жизнь — дороги да степной бурьян…
Плененная, террором опаленная, —
О чем не грезил даже Чингисхан!

В Монголию! В Монголию! В Монголию!
Монгольский рай… Монгольская семья…
Жаль только: там — не выживут магнолии,
Ну, а без них не выживу и я.

Я была фантастической Синею Птицей.
Жизнь прошла.
Вдохновенный оборван полет…
Ничего не случится. И не повторится.
Не приснится во сне. И не произойдет.
Пусть еще оперенье — под люстрой —
сияет,
И осанки былой наблюдается стать, —
Но никто синей магии не замечает,
Никому мне добычей желанной —
не стать!
Не прикормит никто
жемчугами хмельными,
Ни росинки,
ни маковых зерен — не даст,
Ни стихами, ни грамотами именными
Птице редкостной честь
и хвалу не воздаст.
Сонмы сонных вокруг —
равнодушных, незрячих.
Все шагают в строю —
кто в трактир, кто в семью.
Так бездарно живут,
так привычно маячат…
Разве можно доверить им тайну мою?

Желтоглазые звезды с небес на поляны упали,
Обрели свои корни в раздолье земли луговой.
Отрешенно покинув родные небесные дали,
На Земле они стали цветами — целебной травой.

Под мелодии звездные скрипок маэстро Вивальди,
А случалось, и даже под бомб оглушительный вой,
В океане ночном на землян они сон навевали,
И прозвали их люди за вещие сны Сон-травой.
Только, верится мне, их явленье отнюдь не случайно!

До поры не раскрыт этих звезд желтоглазых секрет:
Смерти нет — есть покой. Сон-травой нам
подарена тайна
Переправы с планеты Земля в мир далеких планет.

Скиталицей, поникшей от забот,
В четвертый день семнадцатого года
По милости судьбы и ей в угоду
Я очутилась у резных ворот.

Хозяюшка с улыбчивым лицом
И с голосом поющего ваганта,
Изящна, как цветок в петлице франта,
Меня встречала в дворике пустом.

О этот взгляд! — себя узнала в нем,
В зрачках ее библейских отражаясь
И чувствуя — она мне не чужая,
И не чужою я вхожу к ней в дом.

За окнами стоял волшебный лес,
Передо мной она стояла — Анна,
И падал снег, но мне казалось — манна
Спускалась с предрождественских небес.

И был из манны выпечен пирог,
Смежал камин всевидящее око…
Впервые было мне не одиноко,
И до утра наш длился диалог.

О слово, ты начало всех начал,
Ты связываешь в узел все начала —
В ее устах ты серебром звучало,
И голос струн под пальцами звучал.

Пой, миннезингер, менестрель, вагант!
Пой о любви несбывшейся, высокой
Пой, Анна — хрупкий ангел кареокий —
Ты в этой жизни тоже эмигрант.

И оттого, наверное, друг мой,
Душа тревожна — странница ночная,
Нездешняя, иная, неземная —
Она упрямо ищет путь домой.

В день рождения сына мую укна —
дучиста, чисто-пречисто,
Чтобы стекла прониклись
надежды светом лучистым,
Чтобы в них, как в зеркало,
гляделось Вестфалии редкое солнце —
Предпочитает оно широкий формат окна,
а не овчинку оконца.
Вот, на прозрачном экране
жизнь разноцветно струится,
Мчатся, фыркая, автомобили,
пестреют рекламы, лица.
В парке напротив резвятся зайцы,
мелькая хвостами,
Бродят собаки и голуби,
курят гашиш бомжи под кустами.
В небе ни облака,
зато плывут киты-дирижабли.
Можно, высунув руку,
взять дирижабли за жабры.
А можно сорвать печальные,
слегка увядшие розы,
Чтобы спасти их от жажды —
от передоза угрозы.
Но лучше — выплыть в проем окна,
как в младенческих снах бывало,
И витать в перьевых облаках —
в обнимку с ангелами Шагала.
С ними молча смотреть,
как мимо проходит лето,
Дыханьем которого крыши домов
и стекла в окнах согреты.
А когда — напоследок — облетающий август
в окне отразится,
Нарисовать на запотевшем стекле
устремленную в небо птицу.
Подадутся на юг дирижабли,
бродяги-бомжи, перелетные стаи…
И только птица перезимует со мной —
на стекле под ставней.

Бледный ангел, мой хранитель,
Умоляю, чуть дыша:
Посети мою обитель,
Робко крыльями шурша!
Слышу — дождь стучит по крыше,
Вижу дно луны в окно,
Но тебя мне ни услышать,
Ни увидеть не дано…
Оттого-то и не верю,
И затворницей живу,
Оттого закрыты двери.
Остальное — дежавю.

Печаль осенних откровений,
Излом летящих журавлей
В необратимости мгновений
Душе все ближе, все милей.

Молчит она, тепла не просит,
Иным предчувствием полна:
Ей в бесприютном небе просинь
Над взлетной полосой видна.

Напрасно прошлое зову,
В ответ лишь эхо — дежавю:

Фантомы смолкших голосов,
Обрывки прежних адресов,

Дымы утраченной страны,
Да в горле горький ком вины.

Родной мотив «Вечерний звон» —
«Как много дум наводит он…»

Из далекого изгнанья
Колокольным ветерком
Прозвонят воспоминанья —
Ни о чем и ни о ком.

Ветка нежная сирени
Кружевным махнет платком:
Не жалей, мой грустный гений,
Ни о чем и ни о ком.

Как с глаз бинты — сорвать с лица личины,
Забыть раздор, поверить в чудеса
И возлюбить легко и беспричинно —
Как любят дети — твердь и небеса.

Принять весь мир и все понять мгновенно,
Что было, есть и станется потом…
Открыться мирозданью вдохновенно
И ощутить его как отчий дом.