Мария Метлицкая - И все мы будем счастливы [сборник]

Конечно, больше общаться вне работы совсем не хотелось — пару раз Лиля приглашала их в гости, но Мишка решительно отказывался. Да и Кире это было не нужно. Первый год Кира была «на общих основаниях» — убирала квартиры. А через год Лиля предложила ей должность заместителя — ничего себе, а?

— Карьера! — грустно вздыхал муж.

— Да, карьера — соглашалась Кира. — И для начала вполне неплохая.

В деньгах, конечно, прибавилось. Физически стало легче. А вот морально… Лиля злилась, когда Кира защищала и жалела несчастных теток и всячески пыталась облегчить их нелегкую участь — разумно распределяла участки работы, пыталась заплатить положенные деньги. Короче — по словам хозяйки, — разводила либерализм и демократию. Лиля кричала, что они прогорят с ее благородством. Объясняла, как нужно. Кира упрямо не соглашалась. Лиля злилась, и через два года они расстались. Кира совсем не расстроилась — столько мук и страданий приносили Лилины выверты и обман.

К тому же Мишка уже тогда устроился на работу — с голоду они бы точно не умерли. «Все, что ни делается, к лучшему», — разумно рассудили они. Так, собственно, все и было — через три месяца и Кира устроилась на работу. Прекрасную, надо сказать, работу. Правда, снова не по специальности. Но все равно — счастье! Работа была в архитектурном бюро, секретарем.

Спустя лет десять она случайно встретила Лилю на улице — была середина декабря, город готовился к Рождеству, сиял и сверкал, утопал в елках и рождественских базарах, лица у людей были озабоченными и радостными. Приближались рождественские каникулы.

Киру окликнули, она обернулась. Напротив стояла высокая и очень худая женщина, совсем незнакомая.

— Не узнаешь? — усмехнулась она. — Так изменилась?

Лиля. Господи, Лиля! Но где та Лиля — полная, розовощекая, с хитрыми и безбашенными глазами? С безбожно вытравленными по российской моде волосами, выглядящими на улицах Франкфурта нелепо, по меньшей мере нелепо. Где яркий макияж, крупные серьги в ушах?

Той Лили не было — перед Кирой стояла старая, измученная, потухшая и несчастная женщина. «Болеет? Скорее всего», — мелькнуло у Киры.

Зашли в кафе, заказали кофе, пирожные. Кира видела, с каким удовольствием Лиля ест. Неужели все так ужасно?

Ела она неаккуратно, роняла крошки, облизывала пальцы. Кира заметила, как дрожат у нее руки.

При свете светильников стало окончательно ясно, что Лиля больна.

Все так и было. Лиля говорила торопливо, как ела: молодой муж бросил три года назад. Она всегда понимала — рано или поздно это случится. Конечно, нашел помоложе. Это не редкость — закономерность.

Переживала Лиля это чудовищно, очень его любила. Вспоминала, как вывезла его из Саратова, практически спасла. Занимался он там чем-то не совсем чистым — кажется, валютой, и ему запросто могли впаять срок. И здесь, в Германии, она пахала как лошадь, тянула все на себе. Возила его отдыхать, баловала — тряпки, машины. Надорвалась. Старела, конечно. И ревновала. Ребенка так и не родила — он не разрешал. Сволочь.

Ну и вот. Итог печальный, но предсказуемый.

Ну а потом заболела.

— Догадываешься чем? — спросила Лиля, уставившись на нее.

Кира нерешительно кивнула:

— Наверное.

Бизнес пришлось закрыть — контролировать его Лиля уже не могла. Живет на пособие — большую квартиру продала, купила маленькую. Да и зачем ей большая?

Лиля вопросов не задавала, лишь коротко бросила — кажется, в голосе ее промелькнула зависть:

— Вижу, что у тебя все хорошо!

Кира смущенно развела руками.

Через полчаса попрощались. Лиля усмехнулась:

— Думаю, телефон мой записывать ты не станешь — это понятно. Зачем я тебе? Ну, все. Прощай, дорогая. — И, не дождавшись ответа, развернулась и быстро пошла прочь.

Кира смотрела ей вслед — вот как бывает. Но как жалко было эту дуреху!

Кире нравилась пословица — когда судьба закрывает дверь, она всегда приоткрывает окно.

Так всегда и было — когда она ушла от Лили, в том числе. Мишку взяли на работу. Какая это была радость, господи! Он вернется в науку. Хватит ему заниматься ерундой, с его-то способностями! А как был рад он сам! В тот вечер, когда ему подтвердили приглашение на собеседование, она купила бутылку белого, маленький тортик и еще кое-какие вкусности — те, что в обычные дни они бы себе ни за что не позволили: баночку гусиного паштета, упаковку швейцарского сыра и триста граммов настоящего итальянского прошутто.

— Гуляем! — объявила она.

Было что праздновать, было.

Мишка, конечно, волновался — как примут будущие коллеги? Достаточно ли его знаний языка? Хотя уже понятно, что нет. Волновался, что нет хорошего костюма, приличных ботинок.

А сложилось все замечательно — собеседование он успешно прошел, коллеги приняли его доброжелательно: ободряли и похлопывали по плечу и тут же пригласили на кофе. Костюм не понадобился — дресс-кода в институте не было, все одевались вольно, кто как хотел. Мишка с радостью влез в любимые джинсы и свитера.

Вот тогда, пожалуй, впервые Кира увидела счастливого мужа. Через год удалось поменять и квартиру — сняли побольше, правда, в Эфенбахе, но близко от Франкфурта, там было дешевле. Две нормальные комнаты, хорошая кухня. Теперь они жили в хорошем районе — не богатом, но соседями их оказался средний класс, служащие различных бюро, мелкие клерки. И вид из окна был прекрасный — на парк и озеро.

Теперь Кирино сердце не екало при виде скидок на куриные грудки, осточертевшие до невозможности. Теперь они покупали и мясо, и хороший кофе, и швейцарский шоколад, и итальянские пирожные. Теперь она заходила в магазины не с целью «поглазеть», а вполне себе присмотреться.

Нет, осмотрительность, осторожность и даже страх, конечно, остались — это, кажется, уже навсегда. Но и уверенности прибавилось, и спокойствия. И исчезли напряженность, тревоги и страхи, терзавшие их почти всю совместную жизнь. Наверное, именно тогда они почувствовали себя счастливыми — все удалось, все получилось.

И Кира была довольна работой. А вскоре появилась и машина. Водила, конечно, Кира — Мишка был не из тех, кто водит машину. «Олух, лопушок, дуралей, простофиля», — с нежностью и любовью повторяла она. И он соглашался — все чистая правда. И даже был рад — что поделать, он был из тех мужчин, кто легко и радостно уступает своей женщине — хочешь рулить? Рули ради бога! Распределять семейный бюджет? Пожалуйста! А я займусь тем, что мне интересно.

Здесь, в эмиграции, их роли окончательно распределились, и Киру это ни на минуту не угнетало, как и его.

Муж-ученый. Она прекрасно знала, с кем связывает свою жизнь. Муж далек от хозяйственных дел? Да и слава богу! Тут же ей вспоминалась закваска капусты и невыносимый стук кухонного ножа по деревянной доске, когда родители делали заготовки.