Мария Метлицкая - И все мы будем счастливы [сборник]

Что же случилось? Нет, все понятно — жить как-то надо, желательно достойно, хотя бы отдаленно приближенно к тому, к чему он привык. Но что-то не сходится! Понятно, на пенсию не проживешь. И все-таки… Было незаметно, чтобы Зяблик жил роскошно или просто хорошо — Кира вспомнила и пустой холодильник, и грязь, и запустение, и даже ощущение бедности, скудости, почти нищеты. Как это может быть? Проигрался в карты? Тоже навряд ли. Зяблик был всегда осторожен, играл по малой и никогда не отыгрывался. Ипподром? Да нет, ерунда. И там не просадишь такое богатство.

Зяблик был, безусловно, человеком не просто зажиточным, а богатым — правда, по меркам скудных и скромных советских времен. А сейчас, когда полно миллионеров и даже миллиардеров… И все-таки странно! Всего, что было вынесено и наверняка продано, вполне бы хватило на долгую и достойную жизнь. Ведь даже ей, плохо во всем этом разбиравшейся, было понятно, что весь его антиквариат стоит приличных денег. Кто тогда, в те времена, знал, что такое старинная мебель? Да почти никто — все мечтали и бурно радовались польской или гэдээровской стенке из ДСП, кто побогаче — рвались за румынской и югославской, из чистого дерева. Кира вспомнила друзей-отъезжантов. Бились за польские светильники и чешские хрустальные вазы. Ценили антикварное единицы — коллекционеры или просто люди понимающие, привыкшие к роскоши. А сколько их было? По пальцам пересчитать.

Еще непонятно, как он смог расстаться со своими вещами. Казалось, это невозможно, этого не будет никогда. Правда, с возрастом человеку вообще нужно гораздо меньше — почти исчезают желания и скромнее становятся потребности. Пропил все это? Да глупость. Зяблик не пьющий — выпивающий.

Ей-богу, загадка! Молодая и капризная любовница, тянущая из старого Зяблика деньги? Тоже вряд ли. И в это не верилось. За свою бурную жизнь Зяблик должен был не только насытиться, но и пересытиться юными красавицами. Или все-таки бес в ребро? У мужиков это частенько случается. Именно когда уходят здоровье и молодость, крышу срывает. Правда, Зяблик был не из тех, кому сносит крышу. Больше всего он дорожил своими покоем, удобствами, привычками, комфортом. Да и человеком он был холодноватым, по-своему расчетливым, как всегда считала Кира. Щедрым, широким, но все же ей всегда казалось, что широта Зяблика, его купеческий размах были показушными, понтовитыми. Для него было страшно важно произвести впечатление. И все-таки Зяблик был отменным эгоистом и хитрецом. Этакий пуп земли, король со своей свитой, центр вселенной. Да и простачком Зяблика не назовешь — не то что ее мужа Мишку, олуха, душа нараспашку.

Куда все делось? Это так взбудоражило нелюбопытную Киру, что она точно решила — вечером спросит. Обязательно спросит. В конце концов, они старинные знакомые, почти друзья. Наверное, она имеет право.

Кира осторожно зашла в святую святых — спальню хозяина. Заглядывала она сюда пару раз на полминуты, не больше, но хорошо запомнила огромную, широченную «графскую» кровать с высоченной резной спинкой — светло-рыжую, чуть пятнистую, из карельской березы. Сейчас кровать стояла незастеленной, белье было откровенно несвежим, даже грязным. И не было роскошного напольного канделябра — его Кира помнила прекрасно.

Она ушла к себе, достала наугад из шкафа книгу — попался Мопассан. Кира улыбнулась — книга из детства. Вспомнила, что прятала Мопассана под кроватью — родители бы ее не поняли: как же, аморальный писатель.

Ну и отлично. Решила: поваляюсь, почитаю, а может, и подремлю. На улицу выходить неохота. Совсем стала ленивой, совсем… А ведь раньше любила прогулки по любимому городу. Только теперь он не любимый — чужой. Она отвыкла от него, как и он от нее.

Ладно, пусть ленивая и безынициативная — имеет право, пенсионерка. А когда вернется Зяблик… Нет, все-таки непонятно — куда Зяблик шастает? Любовницу отметаем. А может, все-таки на работу? Да нет, тоже вряд ли. Зяблик и работа? Смешно. Кем может работать Зяблик? Охранником? Глупости. При входе куда угодно стоят крепкие парни или дядьки, посмотришь и испугаешься. И рабочее время — не сходится, нет. Утром он исчезает, к обеду приходит. Чудно ́ . Ладно, спрошу. В конце концов, что здесь такого?

Она подремывала, пыталась читать, переворачивалась с боку на бок — в общем, маялась. И вспоминала, конечно. Почему она так не любила Зяблика? Он сам, его образ жизни — праздный, широкий, купеческий — ей были непонятны и неприятны. Конечно, тут же вспоминала Мишку — талантливый трудяга, выкинутый за борт, сбитый летчик, потерянный и растерянный, сломленный почти окончательно, вечный мытарь, вечный нищий недотепа. И неизменно нарядный и радостный Зяблик, которому все давалось легко. Сын богатых и знаменитых родителей, оставивших огромное наследство. Красавчик и модник. Все ему падало в руки само — только подставляй! Прекрасное образование — тоже родители постарались. Только ему оно не пригодилось. Зяблик где-то числился, немного работал — кажется, в театре администратором, взяли, конечно, из уважения к знаменитой бабке — актрисе. Лучшие женщины, первые столичные красавицы. Про таких, как он, говорят: родился с золотой ложкой во рту. Чистая правда. Всю жизнь Зяблик валял дурака — жил в удовольствие.

Она завидовала ему? Наверное. Только не богатству его, а легкости, беззаботности и беспечности, тому, как он шел по жизни со счастливой улыбкой, беря от нее все самое приятное.

И этот ребенок непонятно от кого, о котором он упомянул. Ничего удивительного — для мужиков это дело обычное. Да и ребенок наверняка взрослый, не нуждающийся во внезапно объявившемся папаше.

И все равно — детектив какой-то, ей-богу!

Дверь хлопнула, и Кира заторопилась подняться. Как-то совсем неприлично все это выглядит — целыми днями валяется, из дому почти не выходит.

Зяблик гремел на кухне посудой. Кира осторожно постучала по дверному косяку:

— Не помешаю?

Он обрадовался:

— Ты дома? Конечно же, заходи, выпьем кофе. Я вот тортик тебе захватил!

На столе стоял вафельный тортик. Кире стало не по себе — все-таки она полная дура. Надо было что-то приготовить — хотя бы почистить картошку. Нехорошо-то как, господи!

— Хочешь есть? — смущенно спросила она.

— Нет, я не голоден, меня покормили, — тоже смущенно ответил он.

— Да? — улыбнулась Кира. — И кто же это, интересно? Кто эта добрая фея? В общем, я поняла. — Она взяла шутливый тон. — Ты где-то столуешься! И судя по всему, фея твоя — хозяйка прекрасная! Не то что я, незваная гостья. — И уже серьезно добавила: — Лешка, прости! За шесть лет совершенно разучилась готовить и обленилась. Да и раньше-то пирогов не пекла — так, на скорую руку. Это, видимо, протест против родителей, с их заготовками, как будто мы жили далеко за Полярным кругом. Мать даже яблоки на компоты сушила — так дешевле, если в сезон. А сухой компот тогда стоил копейки, помнишь? Я вот любила купить граммов триста и есть прямо из кулька, грязным. Руки были от него черные и липкие, а вот вкуснее ничего не было.