Виктор Харченко - На реке черемуховых облаков

Я мог погладить рукой каждое существо. Они были родными для меня. Как и я для них. Это была ночь доверия, хотя, конечно, никаких ночей не бывает здесь в это время года. Просто туман лег на землю, просто туман… Потом он позолотился и стал растворяться, открыв голубовато-белесый провал заполярного неба. И кулички перестали шнырять возле моих ног. Косясь на мое ружье, поднялся турпан, сияя оперением. Того рогача, что обнюхивал меня и согревал дыханием, и след простыл. Сколько я ни оглядывал уходящую увалами и сверкающую озерами тундру, ничего похожего на оленя не находил. А ведь несколько минут назад я мог погладить его рукой…

Удивительно, что, несмотря на эту ночь без сна и прогулок вокруг озера, я чувствовал себя бодро. Так, наверное, чувствует себя лунатик после ночных гуляний и впечатлений, которые он принимает за сны. Так что и смену в своей такелажной бригаде я отработал без устали.

Сеня заглянул за белоснежный куст, похожий на теплый сугроб. В яме под ним плавал громадный таймень, жарко горя в воде пурпурными боками. А глаза… какие глаза! Совсем не рыбьи! Такие глаза — у птицы Феникс, если она, конечно, есть на свете.

— Сеня, иди уху хлебать! — крикнули ему взрослые. — И спать уже пора! Завтра наглядишься!

Нет, Сеня никогда такого не видел. Он чувствовал себя просто на седьмом небе из-за того, что его взяли на рыбалку и что он своими глазами видел тайменя. А таежная река, где еще недавно плавал таймень, была окружена весенними сугробами цветущей черемухи. И получалось так, что это река не по земле текла, а среди облаков!

— Когда вытащили его, — говорил дядя Кологрив, прикуривая, — я хотел обратно в воду сунуть. Неужели, думаю, природа эту красоту для утробы человека создает?

Вместо нормальной руки у дяди Кологрива была сплющенная и розовая, как молодая картошка, культя. Но он ловко прикуривал. Уголек, словно прирученный, дымился в культе и не жег кожу. Сеня бы все отдал, чтобы быть на месте Кологрива и рассказывать о своей удаче.

— А для чего же? — спрашивали рыболовы.

— Здоровенный попался!

— Пузатый! Не таймениха ли? Тогда полведра красной икры сдоить можно!

— Да балычок!

— Да жареха!

— И такой деликатес — в воду!

— Приплывет, когда рак свистнет!

— Это надо родиться второй раз в той же счастливой сорочке.

Рыболовы горланили нежно и растерянно, укоряя товарища. Кологрив смотрел на всех грустными глазами и только головой кивал. В поселке он был скромным и незаметным человеком. Работал на пилораме. Даже после того, как однажды ему отрезало там пальцы, так и остался работать пильщиком. Такой он был человек. Считал, что даже из-за его несчастья не стоит выдумывать другую работу, хотя ему предлагали поехать на курсы и выучиться на нормировщика. Но уж очень громко звучала эта профессия. И Кологрив остался при своей. Семьи у него не было. И выходные он проводил на этой реке. Сюда он ездил на пустых платформах лесовозной кукушки. Привозил тяжелые куканы красноперок и чебачков, вялил и угощал товарищей. Может быть, этими вялеными угощениями и был знаменит. Но мало ли кто кого и чем угощает — разве от этого он становится более известным! Незаметно жил Кологрив. А теперь ему попался этот красавец-таймень. Конечно, Кологриву все помогали его вытаскивать. И Сеня помогал, схватив речное чудище за огненный хвост. На мелководье таймень так барахтался, что даже взрослые рыбаки падали и кувыркались. Но, конечно, вытащили. Разве против поселковских мужиков тайменю устоять! Но почему именно Кологриву попался этот таймень? И почему он хотел отпустить рыбу?

— Работу, как вы знаете, ребята, я ценю, — рассказывал Кологрив, покуривая. — У меня настроенные пилы поют, как оркестр. Что сосна, что лиственница — все нипочем. Но зачем мы зареченский лес стали брать? Отсюда берем! А река наша обмелеет, я вам точно говорю. Здесь же заказник надо делать! В последнее время мне работа не в радость. Как подумаю об этой реке… Вы говорите — закуска… Конечно, балычок можно закоптить. Но зачем мы пойменный лес губим…

Круглое лицо Кологрива лизал огонь. А он говорил и говорил, будто не чувствуя жара. Костер отражался в темной воде черемуховой реки. И в яме под кустом отражался! Как будто два отражения хотели соединиться и уплыть по вольной реке, унося свой огонь в глубину.

Неужели река обмелеет? И в ней никогда не будут водиться таймени? — думал Сеня, засыпая и не соглашаясь с этим. Ему приснилось, что черемуховые облака поднялись над рекой, смешались там с настоящими и пролились дождем. И река поднялась высоко, чуть ли не до самых этих смешанных облаков. А таймень выплыл из ямы и подставил Сене широкую и удобную для езды спину. И они поплыли среди снежных и теплых облаков. Река изменила свое течение и несла воды рядом с поселком Сени, с другими селениями и городами. Люди выходили из домов и радовались, глядя на Сеню и тайменя, любуясь рекой. Такую реку они и во сне не видели! Сеня показал рукой, приглашая сесть рядом и покататься на таймене. Он был такой громадный, этот огненный таймень, что мог уместить на своей спине всех, кто хочет, и катать среди черемуховых облаков. Лишь бы река не обмелела и была такой всегда.

— Отпустил, раззява! — услышал Сеня сквозь сон голос. И сразу понял, что это о таймене. Сеня протер глаза и увидел, что на берегу бегали вчерашние ночевщики, мечтавшие о хорошей закуске. Они бегали, свистя спиннингами и полосуя воду.

— Культя несчастный!

— Такую удачу надо двумя руками держать!

— Пропала закуска!

Сеня вскочил как на пружине. Подбежал к яме за кустом. Огненного невольника в ней не было. Яма была пуста и холодна. Только черемуховые ветки обтаяли с краю. А таежная река огненно светилась то ли от солнца, то ли от алого блеска вернувшегося в родные воды тайменя. Может быть, он был огненной душой реки, родной брат птицы Феникс и утреннего солнца!

— Зачем вы так, дядя Кологрив? — спросил Сеня у этого безалаберного взрослого, когда тот бочком подошел к остывшему костру и нашарил в нем уголек, чтобы прикурить.

— Сколько времени потратили. Ездили…

— Не поймать им нипочем! — сказал Кологрив, зорко поглядывая на суетящихся товарищей. — Зря только воду мутят!

И наклонившись к Сене, дыша веселым дымком, сказал шепотом:

— Зачем, спрашиваешь? За тем, что мне такие не попадались. Один он на всю реку. Понял? Мы лучше с тобой чебачков да красноперки надергаем. А этот пусть живет… Вырастешь, может, тебе попадется…

— Я его сразу отпущу! — сказал Сеня. За себя он мог поручиться.

Женился Валера на тальманщице [3] Тальманщица — учетчица при погрузке судов. Зоечке. Она-то поняла, что Валера человек с характером. С ним не пропадешь. А в понедельник после свадьбы Валера на работу вышел. Ему говорят со вздохом: