Олег Попцов - Обжалованию не подлежит

— Давайте все взвесим еще раз.

— Давай, — невесело соглашаются ребята.

— Общеизвестно, что проверка подкрановых путей обязательна.

— Пожалуй, тем более весной. — Сергей ломает спички.

— Если я их проверил вчера, если я их проверил позавчера и вообще делаю это каждый день, что мне мешает их проверить сегодня.

— Действительно, что может нормальному человеку помешать совершить нормальный поступок?

— Н-не…нормальность. Духовная депрессия, — прерывает мои рассуждения Сашка и краснеет. Сашка всегда краснеет, когда произносит длинные слова.

— Причины? Нервное потрясение.

— Прекрати ты дымить своей вонючей сигаретой. Мешаешь сосредоточиться.

Димка виновато улыбается и аккуратно тушит окурок.

— Да… Так на чем мы остановились. Мы остановились на Б. Итак, Б. — разлад с друзьями, В — разлад с Ленкой.

— Первое исключено.

Ребята переглядываются.

— Ис-сключено, — подтверждает Сашка.

— Второе. Что вы на меня уставились? Пожалуй, тоже исключено.

— Пожалуй, тоже исключено, — как эхо повторяет Сергей.

— Дима, ты можешь посидеть спокойно? У меня начинает кружиться голова. И вообще…

Сашка что-то рисует на листке бумаги.

— Что такое Г?

— Наше положение.

— Не смешно.

— Почему же? Грубо, но верно. — Димка громко сморкается.

— Неприятности на работе, точнее, конфликт с начальством, разговор с рабочими. Первым с ним встречается Сергей. Их участки рядом.

— Нет, — Сергей задумчиво мотает головой… — Нет. Во всяком случае, мы бы обо всем знали.

Он смахивает со стола обломки спичек.

— Следовательно, духовная депрессия отпадает… — Я по очереди оглядываю ребят.

— Похоже на это, — бормочет Димка.

— Очевидно, — присоединяется Сергей.

— 3-значит, дал указание, — заключает Сашка.

— Пишем римское два.

— Предположим — указание дано… Вопрос — кому?

Этот ребус нам порядком надоел.

— Если верить следствию — никому, — бормочет Димка и снова начинает кружиться по комнате. — Если верить… если верить… Какого черта мы тогда здесь торчим.

— Дима, у меня рябит в глазах, ты можешь сесть?

Дима пожимает плечами:

— Если вы настаиваете.

— Настаиваем, — отрубает Сергей.

— Да. Так на чем мы остановились?

— Мы остановились на «кому»? Двух мнений быть не может. Бригадирам.

— Допустим.

— Чего допускать. Отпадает.

Он входит неожиданно.

— Я подписал все протоколы. — Николай расстегивает рубашку. — Будем считать, что мне не повезло.

Нам не хочется начинать этот разговор, но другого выхода нет.

— Согласись, это ведь смешно: забыл проверить, забыл дать указание.

Николай смотрит на меня каким-то отсутствующим взглядом.

— Смешного мало, Леша… — Рубаха летит на кровать. — Ты что, полагаешь, я сам не думал?

На этот раз я развожу руками.

— Почему? Думал, наверно, но ты же не будешь отрицать, что все это очень странно.

— Что — странно?

— Все. И твое признание своей вины, и уникальная забывчивость, и отсутствие бригадира каменщиков наверху.

Николай опускает глаза.

— Ничего странного. Перебой с цементным раствором. Попросил подстраховать. По телефону не дозвонишься. Легче человека послать. Когда как, а нынче — слава богу. Будь он наверху, еще неизвестно что получилось бы. А так…

Его губы нервно дергаются.

— Я слышал, суд будет показательным.

— Не совсем так… Просто мы получили разрешение выставить общественного защитника.

— Вот как? И этим защитником будешь ты.

— Видимо. Ты должен нам помочь, Николай.

— Помочь? Чем?

— Не знаю, но должен.

— Я тоже не знаю. Эх, парни. Если бы не Сотин. Мне так хотелось поставить его на ноги. А он взял и погиб. Нет Сотина. Понимаете? Нет! И в этом виноват я. Нам только кажется — нас судят. Судим себя — мы! Мы — и никто иной. Ну, да что переливать из пустого в порожнее. Дело сделано. Протоколы подписаны. Суд назначен.

Николай откидывается на спину кровати, закрывает глаза:

— Устал, как я устал, ребята…

«Если бы не Сотин». — Этого слишком мало для доказательства. Что он хотел этим сказать? «Если бы не Сотин…»

Мой хороший друг однажды заметил: «У каждого из нас будут свой персональный огонь, свои воды и свои медные трубы, которые, хочешь того или не хочешь, обязательно пройдешь. Не спешите утверждаться в мысли: «мне повезло, мне легче». Не спешите. Вам еще будет трудно. Так уж устроен мир. На сложности и неудачи время всегда найдется.

Начальник строительства Фролов непреклонен — судить.

Главного механика освободили от работы. Все некстати, все против нас. Проходит время. И как бы ни велика была беда, становится спокойнее, к тебе возвращается способность сопоставлять события, задавать вопросы. И все-таки это состояние наступает позже. Мы еще спросим себя: почему именно в райком? Откуда такая уверенность? И еще сотни почему, каким образом.

А тогда нет. Каждый потерянный день лишь усиливал нашу растерянность.

Да, мы растерялись. В этом нет ничего сверхъестественного. Какие-то вещи открываешь для себя заново. Их можно предположить, предугадать, но быть готовым невозможно. Переживаемое впервые — всегда неожиданно.

Следствие закончено, суд назначен — магические слова, излучающие тревогу и ощущение безысходности.

Действительно, шло следствие, выяснялись детали, давались показания, была зыбкая, но все-таки надежда что-то изменить. Точка приложения наших сил находилась на поверхности, была очевидной.

И вдруг все рухнуло. Рухнуло разом. Следствие закончено.

«Начнем все сначала» — сказать несравненно легче, чем действительно начать. Куда-то идти, с кем-то говорить, кого-то убеждать.

Будут новые люди, круг которых для нас неведом, он не существовал даже в нашем воображении.

Миф о всесилии одиночек развеялся окончательно. Мы просто-напросто перепутали век. Нам нужна помощь.

В нашей комнате открыты окна, но все равно душно. Надо же, май — и такая жара. Приоткрываю дверь, ставлю стул. Хоть никакой, а сквозняк…

— Значит, в райком, — говорит Сашка таким тоном, будто остальные варианты разобраны с редкой дотошностью.

— С чего ты взял? — недовольно бормочет Сергей.

Сашкина импровизация застает нас врасплох.

— А что, есть другие предложения?

— Других предложений нет, но все-таки. У меня скверное настроение, никак не могу прийти в себя. Следствие, предстоящий суд — все перемешалось.

— Отлично, поясняю. Кто есть мы. Простые смертные.

— Можно без балагана?

Сережка настроен категорично.

— Чего ты к нему привязался.

Все без изменений.

Стоит Сережке вмешаться в разговор. Димка на дыбы.

— Ему сегодня не зачли план. Это опять я. Надо же как-то уравновесить позиции.