Андрей Бинев - Тихий солдат

– Ты такой сильный! Такой сильный! – жарко шептала ему на ухо обнаженная женщина, лежа рядом с ним на широком кожаном диване в углу бургомистерского кабинета, – Ты не вахмистр! Ты полковник! Нет! Ты генерал! Ты – порода!

Она забренчала своими грудными колокольчиками, цепко обхватила его полными руками и тяжело навалилась сверху. Павел уже не замечал боли в плече и в шее, даже когда оттуда сочилась сквозь бинты кровь.

– Как тебя зовут? У тебя же есть имя, мой генерал?

– Я старший сержант… Тарасов, Павел Иванович…

– Ты генерал! Генерал Павел Тарасов! Как звучит! Иди ко мне, мой военный дурачок!

Только когда за окном стемнело, Павел, осторожно выскользнув из утомленных рук заснувшей, наконец, пани Калиновской, поднялся и стал в сумерках разыскивать свои вещи, разбросанные по кабинету бургомистра. По словам пани Калиновской, он сбежал сразу после того, как услышал первые выстрелы в пригороде.

– Пашенька…, Пашенька…, ты куда? – услышал он сонный голосок.

– Извините…, извини…, мне надо…тут… сейчас наши, наверное, придут, – залепетал Павел, путаясь в одежде.

Ирина приподнялась на диване, ее большая, белая грудь тепло колыхалась в темноте, точно надутый воздухом парус.

– Уборная вон за той дверью, Паша. Справа от стола.

– Я сейчас, сейчас…

Павел почти наощупь стал пробираться к двери, задел пустую бутылку из-под шнапса, она покатилась по полу, упала трезубая вилка, перевернулась и звонко лопнула рюмка.

– Вот черт! Я тут с тобой…прямо, как этот…

– Как кто? – зазвенели все еще дремавшие колокольчики, – Как кто, мой генерал?

– Мне надо идти. Я ведь тут оставлен комендантом. Нужно найти старшего лейтенанта Свирникова. Его эскадрон…, то есть пол-эскадрона…

– Ну, зачем нам эскадрон и тем более, пол-эскадрона? – уже громче рассмеялась Ирина, – Впрочем, как скажите, господин бургомистр! То есть…господин комендант! Мой генерал! Эскадрон, так эскадрон!

Павел выскочил в приемную и тут же на темную лестницу. Первый человек, с которым он столкнулся, была Татьяна. Она сидела на ступеньках, прижавшись лбом к толстой мраморной балясине. Татьяна подняла уже знакомые глаза. Павел в страхе отшатнулся от нее и чуть не оступился.

– Пан вахмистр! – томно простонала Таня, – А где мамуся?

– Не знаю, не знаю! – опять залепетал Павел и пустился вниз по лестнице, плечом налетев на одну из античных фигур, обнаженную полную весталку.

Статуя зашаталась, Павел обхватил ее руками и с великим трудом удержал. Он вдруг увидел, что у статуи отбит нос и повреждена щека.

«Тоже раненая! И тоже дородная!» – испуганно ударило у Павла в голове и он выскочил на площадь.

Там было на удивление тихо, словно не прискакали сюда чуть меньше суток назад кавалеристы генерала Осликовского и нигде все еще не бесновалась война. Павел отдышался и тихо побрел к центру площади. Он остановился и огляделся вокруг себя. В этот момент очень близко ударил выстрел. Пуля издала шмелиный звук и отколола из-под ног Павла крупный осколок булыжника. Павел рефлекторно присел и тут же кинулся обратно к зданию ратуши. Вторая и третья пули прожужжали совсем близко от головы. Он влетел в двойную дверь ратуши и вспомнил, что автомат остался наверху, в приемной бургомистра.

– Вот черт! Растяпа! – его крик отразился от мраморных стен и эхом прокатился по темному коридору и лестнице.

Только сейчас он вдруг вспомнил о Маше, тут же покраснев от горечи и стыда. Ему сразу стало душно, не хватило воздуха, чтобы вздохнуть полной грудью. Павел с обидной неприязнью подумал о пани Калиновской и даже о ее копии-дочери, дремавшей, оказывается, все это время на мраморной лестнице.

И этот старый дуралей, этот поляк, которого выставил его женушка, чтобы ублажить себя и новое начальство! Ну, попался! Как мальчишка! Гусиный паштет! Любит ли он гусиный паштет на яйцах! Да он терпеть его не может! Да еще этот шнапс! Ведь его от водки выворачивало всегда, а тут разгулялся! Сволочь! Предатель! К стенке такого надо!

Павел стремительно, перескакивая через несколько ступеней, стал подниматься наверх. Навстречу ему медленно шли две полные женщины, одна копия другой. Он растерянно замер, пытаясь угадать, с кем из них он только что был в кабинете, пил шнапс и закусывал яйцами с гусиным паштетом. Только по каким-то запомнившимся деталям туалета он узнал Ирину.

– Что случилось, пан вахмистр? – она стала неожиданно строга, ее тонкие изящные брови сошлись на хорошенькой переносице.

Павел молча скользнул мимо матери и дочери и метнулся в приемную. Дверь была распахнута. В ночном отсвете от окна он разглядел на том же месте, где и оставил, свой ППШ.

Он схватил его, передернул затвор, но тут же вспомнил, что там почти нет патронов. Павел кинулся вниз по лестнице и около выходной двери нагнал женщин.

– Здесь оставайтесь! – резко крикнул он, – Там стреляют!

В этот момент по булыжникам площади дробно забарабанили конские копыта. Павел выскочил из двери и сразу увидел надвигавшуюся на него мощную лошадиную грудь.

– Откуда стреляли! – вскрикнул кавалерист, которого невозможно было разглядеть.

– Вон оттуда, – Павел показал пальцем в сторону одной из улочек, криво уходящей к северу.

– В ратуше есть кто-нибудь? – строго спросил кавалерист.

Лошадь под ним заплясала, повернулась боком к Тарасову, и тут он увидел, что это тот самый часовой, у которого он еще днем спрашивал о Свирникове.

– …две женщины. Мать и дочь. Они мирные…

– Ну, ну! – с пошлым смешком ответил рыжеусый кавалерист и резво развернул коня.

Показалось еще два всадника, выехавших из-за угла ратуши.

Кони понеслись в сторону кривой улочки. Дробь копыт на какое-то время стихла и вдруг с той стороны грохнули выстрелы, один за другим, как будто кто-то только ждал кавалеристов. Павел бросился в ту же сторону, вскинув почти пустой автомат. В самом начале улочки он увидел, как навстречу ему несется конь без всадника. Ему показалось, что это тот же конь, что был под рыжеусым часовым.

– Ну, гады! – закричал Павел и наугад дал короткую очередь в темное горнило улицы. Оттуда вынесло еще двоих верховых и один из них, выпрямившись в седле, выстрелил в Павла из короткого карабина. Павел отлетел к стене и бешено заорал на всю улицу:

– Свои! Свои! Не стреляй!

Его голос одиноко ухнул в каменной пустоте, отразился от стен и влетел в ближайший двор через темную арку.

Один из верховых подскочил к Павлу и прижал его лошадиным боком к стене.

– Ты кто? – рявкнул он.

– Комендант…, – Павел задыхался, – Временный я… Старший сержант Тарасов.

– А! Помню! Видел на площади днем… Ты со Свирниковым разговаривал.

Кавалерист был молодой, худой старшина, темноголовый, темноглазый. Он хлестнул коня плеткой по крупу и отскочил от стены. Конь упрямо присел на задние ноги и попытался подняться на дыбы, но кавалерист с силой натянул поводья, мундштук, медно сверкнувший в темноте, впился коню в углы пенистой пасти, обнажились крупные желтые зубы.