Андрей Бинев - Тихий солдат

А вот и четвертое от моста здание, последнее в ряду, за ним поворот и разбитый, ржавый грузовой ЗИС, а дальше, наверное, та самая автобаза, на которой раньше работал сторожем жалкий пьяница с бабьими глазами и с треухом. Окна серого, промокшего здания светились слабыми желтыми лампочками. На них не было занавесок, от чего вид у всего этого был сиротливый, неприютный.

Павел обошел здание и увидел во внутреннем его углу подъезд с разболтанной дверью, над которой сверху свисала отцепившаяся ржавая пружина.

Из двери вдруг пулей вылетел полный молодой блондин и крикнул себе за спину что-то грубое, злое, потом вызывающе рассмеялся и проворно, удивительно для его комплекции, промчался мимо. Павла противно обдало тяжелым винным перегаром. Следом выбежал крепкий, смуглый парень, постарше, и погрозил тяжелым кулаком с побелевшими от напряжения костяшками. Увидев Тарасова, остановился и внимательно, остывая, посмотрел на него. Единственная слабосильная лампочка под козыречком тревожно осветила Павла, отбрасывая серые тени на его лицо.

– Чего? – спросил смуглый низким голосом и повернулся боком, пряча за спиной кулак.

– Я женщину одну ищу…, она тут, вроде, работает… – негромко ответил Павел и постарался ближе подойти под слабый свет лампочки.

– Какая женщина? Тут мужское общежитие, – хмуро ответил парень с заметным кавказским акцентом и быстро отступил к двери.

– Вахтер она, вроде бы, – в голосе Павла послышалась мольба.

– Как зовут? – смягчился несколько кавказец, продолжая ощупывать Павла внимательным, изучающим взглядом.

– Машей…, Марией ее зовут. Мария Ильинична.

Смуглый вдруг широко улыбнулся:

– А! Есть такая… Вахтер. Тетя Маша! Хорошая женщина!

– Она здесь сейчас? – сердце Павла подпрыгнуло, ударило в горле.

– Конечно. А вы кто?

– Я…я ее муж…

– Муж? – смуглый искренне удивился и еще раз с головы до ног недоверчиво осмотрел Павла, – Хорошо, заходите. Я комендант, Расул. В аспирантуре здесь учусь…

Он вдруг солидно протянул вперед крепкую, жилистую руку, которую только что сжимал в кулак. Павел поспешно принял ладонь Расула. Хватка у того была медвежья, даже для сильного Павла заметная.

Из распахнутой серой куртки на груди Расула выбивались густые, курчавые, с рыжинкой, волосы, шея, крепкая, с взбухшими полными венами, мощно и в то же время изящно уходила через острый кадык под раздавленные, как у борца, уши, а на голове, рано лысеющей, все еще топорщился упрямый черный ёжик. Темно-карие серьезные глаза, несколько длинноватый нос, пухлые, налитые темной кровью губы над раздвоенным, тяжелым подбородком – все это вместе вызывало ощущение мужественности и силы. Особое впечатление добавляла синяя, густая двухдневная щетина на его подбородке, щеках и шее.

Расул запахнул куртку и приглашающим жестом указал Павлу на темное жерло подъезда, пропахшее чем-то острым, пряным.

– Извините, товарищ, дорогой, – сказал уже в спину Павлу Расул низким басом, идя следом, – Земляки собрались… Заходите, гостем будете… А тетя Маша у нас сидит…, она тут всегда хозяйка!

Поднялись на два холодных пролета по темной каменной лестнице и тот же запах незнакомой, нерусской стряпни уже с особенной силой шибанул в нос.

– «Баарш» делаем…, рубец, по-вашему…, еще «жижиг-галныш»…это такие из теста маленькие…, как тарелочки, а сверху кусочки жирной баранины…, чеснок с солью…, бульон очень хороший… Попробуйте! Понравится! Вино есть! Вахтанг привез из Кутаиси! Тоже аспирант…, домой уезжает… Жалко! Хороший парень!

Друзья Расула сидели на табуретках и стульях в огромной общей кухне, в чаду варки. Три стола были сдвинуты, уставлены тарелками с зеленью, парящим мясом, криво разваленными лепешками. Несколько бутылок вина стояли, словно в карауле по углам столов.

Было сумрачно от дурного, желтоватого света, пахло пряной едой, низкий гул голосов стелился над головами. На Павла обернулось несколько молодых темных лиц с внимательными, напряженными глазами.

– Это наш друг! – радостно провозгласил Расул, – Как вас зовут?

Он обернулся к Павлу, нисколько не удивив застолье, что до сих пор не знает имени неожиданного гостя, которого только что назвал другом.

– Тарасов я. Павел Иванович…

– Вот! Садитесь, дорогой Павел Иванович, на это место! На почетное! Э! Положите свой чемодан…, тут никто не возьмет…, пока вы никому не должны, – он с рассчитанной хитрецой усмехнулся, блеснув рядом крепких жемчужных зубов.

Все понимающе рассмеялись и задвигались, давая Павлу место за столом, на высоком табурете.

– У нас праздник…, – еще громче и радостнее крикнул Расул и схватил наполненный доверху густым красным вином граненый стакан, – Земляки приехали…, учиться будут! И еще дорогого Вахтанга провожаем! Эй, Вахтанг! Зачем в свою Грузию едешь? Давай к нам, в Ингушетию! Тебя, знаешь, как уважать будут! Работать будешь… Богатым станешь. Очень богатым! Тебя еще больше уважать будут…

С дальнего конца вскочил невысокий усатый мужчина с острым орлиным носом, белокожий, полнеющий, с яркой искрой в глазах.

– Меня, Расульчик, везде уважать будут! У нас всё есть – и море, и горы…! Виноград растет… Птицы поют… Э, слушай! У нас медведи есть, олени…, даже леопард…иногда… Зачем так говоришь?

– Э! Вахтанг! Не надо сердиться, брат! Это я пошутил…, чтобы ты быстро встал и поприветствовал дорогого гостя! Он муж нашей тети Маши! – Расул тут же посерьезнел. – А где тетя Маша?

– Стесняется! – сказал кто-то неожиданно высоким голосом, – Говорит, вы мужчины, я – женщина, мне здесь быть неудобно…

– Э! Алихан, брат, иди скорее за ней! Скажи, муж приехал! А ты, Костя, неси кресло из моей комнаты! – он ткнул все еще полным стаканом в сторону рыжеватого парнишки с яркими голубыми глазами. Это было заметно даже в сумерках кухни, в чаду, – Пусть сидит, как королева!

Двое выскочили из-за стола и кинулись к выходу с такой живостью, что Павел с невольным восхищением покосился на Расула, чьи распоряжения здесь выполнялись беспрекословно, как в дисциплинированной армии.

Но Павел тут же почувствовал, как слабнут ноги – сейчас придет она, посмотрит на него и с презрением скажет, что он ей не муж, что он сбежал от нее, бросил, а теперь приполз сюда со своим пустым чемоданчиком. От предчувствия очередной беды стало горько и страшно. Все сразу мрачно замолчат и посмотрят на него, как на последнюю старую дрянь, попытавшуюся присвоить себе их уважение за ее счет.

В дверях столкнулись рыжеватый голубоглазый парень с нелепым бордовым креслом в руках и невысокая исхудалая женщина с седеющей головой. Только глаза были всё те же, ее, Машины. Павел, успевший к тому времени сесть на высокий табурет, медленно вырос и испуганно, конфузливо посмотрел на Машу. Впрочем, он не удивился тому, что она так заметно состарилась за эти годы, потому что именно такой и представлял ее себе. К такой ведь он и возвращался. Таким же и сам ехал к ней.