Андрей Бинев - Тихий солдат

– Ко мне, ко мне ответственного офицера штаба! – вдруг крикнул Николай Федорович и со стоном попытался выпрямиться.

Один из стрелявших, крепкий краснолицый капитан в коротком белом тулупе, с пухлым планшетом, зажатым подмышкой, перебежками добежал до командующего и упал с ним рядом. Капитан был возбужден стрельбой и еще больше тем, что увидел – нога генерала, точно пораженная спазмом, вытянулась, а из напряженной мышцы фонтанчиками продолжала вырываться на снег кровь.

Из домов внезапно показались темные фигуры людей. Их было много, неожиданно много! Десять автоматчиков, сопровождавших генерала, быстро, перебежками, кинулись в их сторону и залегли, ограждая раненого командующего. Длинную точную очередь дал сухой, со злым скуластым лицом, рядовой Мишка Хабибулин, бывший казанский милиционер, а теперь рядовой из личной охраны командующего.

– Мат ваша! – бешено заверещал татарин, – Твая башка моя секир! Лажис, сволач, лажис, твоя мат! Сволач немецкая! И папа твоя сволач, Гитлер твоя папа! Твой башка моя секир! Лажис!

Как ни странно, но нападавшие будто послушались его и тут же повалились в снег. Вновь со всех сторон дико завизжали пули.

– Молодец! Молодец! – морщась, усмехнулся Ватутин, но тут же посерьезнел и в упор посмотрел на офицера штаба, – Берите одного рядового, любую машину и немедленно скрывайтесь с документами. В Ровно… Впрочем, куда прорветесь, туда и уходите!

– Я не могу! Я не могу, товарищ командующий! – тонким голосом крикнул капитан и испуганно посмотрел на генерала, – Я с вами! Я вас не брошу! До последнего, товарищ генерал армии! Да как же я жить потом буду!

– Молчать! Молчать! – генерал застонал и отвалился назад в руках Кабанова.

Тот все еще продолжал, тяжело сопя, перетягивать рану. Бинты намокали, кровь уже не выстреливала, а обильно скапывала на снег. Рядом безостановочно палил в сторону нападавших Коваленко.

– Капитан! Послушай меня, капитан! – собрался с убывающими силами генерал и как будто взмолился, – Это сейчас самое важное! Если к ним попадут документы, все напрасно! Понимаешь ты или нет!? Столько войск здесь, …сюда стянуто… И что же, зря всё? Я приказываю уходить с документами! Под трибунал отдам!

Капитан вздрогнул и даже попытался козырнуть, еле удержав подмышкой тяжелый кожаный планшет.

– Давай, давай, капитан! Поспеши, дорогой мой! – генерал уже еле выговаривал слова, глаза закатывались под лоб от нестерпимой боли, – Бери любую машину и уходи… Одного человека забирай с собой… Обвяжи документы вокруг гранаты и помни – они не должны никому достаться! Рвани, если что! На себе рвани! Ну, вперед! Вперед! Ты же русский офицер!

Капитан, неожиданно пустив петуха, крикнул кому-то в цепи:

– Максимов, к машине. Быстро! Заводи!

Он закашлялся, но тотчас выхватил из глубокого кармана своего короткого белого тулупчика противопехотную гранату, сунул ее и в без того распухший от документов планшет и ловким движением перехватил его сверху крепкими сыромятными ремешками с никелированными пряжечками. Потом сунул в щель планшета окоченелые пальцы и, дважды соскользнув, вытянул кверху трубчатый взрыватель гранаты с кривым болтающимся кольцом и чекой. Он как будто примерился к нему, дважды соскользнув ногтями по металлу, но потом все же установил, как следует, и глубоко выдохнул.

– Не торопись уничтожать, капитан! – простонал генерал, щуря побелевшие от боли глаза и тщетно пытаясь приподняться. Он хватал рукой старшину Кабанова за отворот шинели, но тянулся к капитану, – В последний момент только! В последний момент! Довези в штаб! Прошу тебя!

Ватутин с шумом выдохнул и его голова запрокинулась далеко назад. Капитан сжал побелевшие губы, уперся одной рукой в ледяную корку под собой, другой крепко сжал планшет, ставший похожим на кожаный цилиндр, и рывком поднялся. Со всех сторон, прикрывая его, заколотилась пальба, заметались в разные стороны стрелянные горячие гильзы, еще истошней заверещали обезумевшие от ночной воли пули.

От заснеженного овражка к грузовому «студебеккеру», наконец, метнулся высокий солдат без головного убора.

– Вперед, Максимов! Вперед! Заводи! – заорал капитан на бегу.

Тяжелый американский грузовик с прострелянным во многих местах брезентовым верхом под градом встречных пуль успел тяжело развернуться. Капитан запрыгнул на скользкую ступень, рванул на себя дверь и буквально упал вперед головой на сидение рядом с водителем. Его ноги в высоких офицерских сапогах согнулись в коленях и капитан, резко сгибая и разгибая их, используя инерцию толчков, скрылся полностью в кабине. Тяжеленная дверь «студебеккера» несколько раз качнулась и наконец громко, почти как выстрел хлопнула. Через несколько секунд грузовик, обсыпаемый очередями, скрылся в темноте, сразу за черным сараем. Несколько пуль еще раз с сухим треском ударили ему вслед.

Генерал вновь открыл глаза, поморщился и с усилием приподнялся. Его губы, неожиданно высохшие, прошелестели:

– Оружие! Мое личное оружие! Отдайте мне пистолет! Я приказываю…

– Уходим! – зашептал почему-то член военсовета фронта генерал Крайнюков, – давай Кабанов. В машину Николая Федоровича!

Бой то утихал, то вновь как будто взрывался в плотном воздухе последней февральской ночи.

– Да сколько же их! – Николай Федорович вновь завертел головой.

– Человек сто…, – ответил не очень уверенно подползший сюда полковник Семиков, – А может и больше. Очень плотный огонь!

Он держал в худых руках разогретый докрасна ППШ с пустым уже диском.

– Верно! Верно! Николай Федорович, – вторил Крайнюков, – никак не меньше. Думаю, человек сто или сто двадцать… Надо уходить! Полковник Семиков, вы слышите! Это мой приказ! Сейчас…здесь старший я. Николай Федорович опять без чувств. Он теряет кровь…

Семиков быстро кивнул и призывно махнул рукой Белошицкому. Тот одним длинным прыжком очутился рядом, грубо оттолкнул Кабанова плечом и тут же, обхватив Николая Федоровича поперек груди, потащил в сторону накренившегося своего серого «доджа». Он оглянулся на зеленый «виллис» командующего, но тот круто развернутыми мощными передними колесами слишком глубоко утоп в заснеженном кювете, автомобиль низко накренился вправо. В ярких вспышках частых выстрелов ясно был виден прошитый пулями во многих местах тупой нос машины, расколочено было и лобовое стекло. Осколки, будто редкие крупные алмазы, роскошной россыпью лежали на плоском капоте.

– Кабанов! – истошно заорал Белошицкий, крепко сжимая в руках тело генерала, – Чего глазищами хлопаешь! К «доджу» давай! Ключи там должны быть!

Старшина будто очнулся и, почти не пригибаясь, бросился к серой машине. Он упал на живот рядом с передним правым колесом и стал выпускать из автомата одну длинную очередь за другой в сторону сарая, в темном жерле которого вспыхивали ответные огоньки. Пули озлобленно застучали вокруг него, поднимая фонтанчики с острыми льдинками, дробленными камешками и мокрым песком.