Пётр Алёшкин - Петр Алешкин. Собрание сочинений. Том 3

— Ничего у меня нет, — Славик кинул пиджак на кровать и расставил руки. — Проверяй, проверяй.

Ляля сунула руку в один карман, потом в другой. Затем вдруг бросилась к кровати, смеясь и крича:

— Ага, обмануть захотел! Знаю я, куда ты прячешь!

Славик кинулся за ней, повалил ее на кровать, и они стали барахтаться, вырывая пиджак друг у друга В это время в комнату с улицы вошла мать и засмеялась:

— Вы что разбузыкались, а?

— Мама, он деньги с получки не все отдал! — закричала Ляля.

— Слава, отдай, на кой они тебе? Вы же в Москву собираетесь ехать, пригодятся там, а тут попусту только растрынькаешь.

Ляля воспользовалась тем, что Славик, слушая мать, не крепко держал пиджак, выхватила его и быстро выцарапала пятерку из нагрудного кармана.

— Вот она! — весело закричала она.

— Ляля, отдай, — стал просить Славик. — Я ее на лото оставил. У Сашки всегда мужики собираются.

— И не думай. Книжку лучше почитай.

— Книжек–то у меня нет, сама знаешь. Был бы телевизор хороший…

— Ну вот, сам же говоришь, телевизор нужен хороший. Если покупать, так уж цветной. А на него деньги нужны. А ты лото… Ну скажи, ты хоть раз выигрывал? Нет, Так нечего тебе там делать.

Вечером Славик валялся на диване и смотрел, как Ляля вяжет платок.

— Ты бы мне хоть Сережку родила, — сказал он. — Все бы веселее было.

— А ты пеленки стирать будешь? — усмехнулась Ляля.

— Буду.

— Это ты сейчас такой добрый… — начала Ляля, но в комнату вошла мать, и она замолчала.

— Ляля, будет тебе вязать. Ложились бы спать. Время–то уж позднее.

— Я хочу платок довязать к поездке в Москву. Три платка моих будет, — сказала Ляля и свернула вязание.

…И только теперь, вспоминая, Славик понял, что именно в это время Ляля начала отдаляться от него…

Окончательно отношения друг к другу изменились у них после поездки в Москву, о которой оба они так мечтали. Правда, мечтали они о разном, как после понял Славик. Лялины мечты осуществились, а он так и не увидел Москвы. Все дни прошли в беготне по магазинам, в поисках модных тряпок, даже Красную площадь видели мельком, пробегая по ней к ГУМу. Вспоминалась потом эта поездка со жгучим стыдом, особенно те часы, которые провел он возле женских туалетов, ожидая Лялю, которая продавала платки, связанные ею и матерью. Вернулись они из Москвы чужими людьми.

В прошлом году, летом, разругались до того, что Ляля уходила к отцу. В тот летний день он ездил в Уварово и захватил с собой жену, которой хотелось повидать родителей. Выезжая из Масловки, Славик увидел на остановке нескольких женщин с ведрами. Они собрались ехать на базар продавать вишни и не смогли сесть в переполненный автобус. Славик остановил машину возле них и крикнул;

— А ну, бабоньки, забирайтесь в такси. У меня всем места хватит.

Тогда он еще работал на бортовой.

— Дай те Бог здоровья, — благодарили его женщины. — А мы уж загорюнились. Думали, пропадут вишни, завтра–то некогда везти.

В райцентре Славик подвез их прямо к базару и стал помогать выгружать ведра. Женщины, тяжело переваливаясь через борт, спускались вниз и протягивали по рублю.

— Что вы, бабоньки — отбивался Славик, — так вы больше проездите, чем наторгуете.

Он, довольный собой, весело вскочил в кабину и включил скорость. Отъехав немного, Славик повернулся к Ляле и увидел, что она расправляет смятые рубли.

— Ты что, у женщин взяла? — вскипел Славик.

— Да, взяла! Миллионер нашелся. Меня дядя Степа подвез недавно, так он сам рубль потребовал. А этому дураку дают — не берет…

— Ты что, на себе их везла? — Славик остановил машину. Он весь кипел. — А ну вон отсюда! — вдруг заорал он.

Ляля злобно смотрела на него, но за злобой чувствовалась растерянность.

— Вылазь, кому говорю! Или выброшу!

— Хорошо! Я выйду, но ты еще попросишь, чтобы я вошла, — проговорила Ляля и выскочила из кабины.

Славик нажал на газ и полетел по улице.

Через день мать уже пилила его.

— Ты чего не собираешься за женой ехать, а? Что молчишь? Я ить у тебя спрашиваю.

— Приедет, если нужен, — хмуро отвечал Славик.

— Она ведь, кажется, не сама ушла… — Мать говорила сначала спокойно, но вдруг разозлилась. — Жена ему не хороша! Такую жену поискать еще надо. Ты что, разве ослеп совсем — не видишь, как дом с ней расцвел? Чего только в нем нет, живи да радуйся!

— Счастья нет! Счастья! — заорал Славик.

— Какого же тебе счастья надо? Чтоб сегодня за Лялей съездил! Понятно тебе? А ну вставай, сейчас же вдвоем за ней поедем! Вставай, кому говорю!

Ляля вернулась. Но радость с этих пор редко заглядывала в их дом. Славик раздражался из–за каждого пустяка, вспыхивала и Ляля. Мать всегда принимала сторону снохи. Славик стал частенько попивать. Приносил домой полполучки, а когда и меньше. Иногда пытался взять себя в руки, сдерживался, когда наплывала волна раздражения, но хватало его ненадолго. Перед сегодняшней стычкой было несколько дней перемирия. Они даже, как прежде, под руку прошлись вечером в клуб.

Сегодня в обед Славик подкатил к своему дому на новеньком самосвале, который он получил перед уборочной. Ляля была дома. Она в саду полола грядки лука.

— Обед готов? — спросил Славик, подходя к крыльцу.

— Готов. Иди в избу, там мать на стол собирает. А ячменьку ты привез?

— Привез, — усмехнулся Славик и вошел в сени.

В окно он видел, как Ляля, вцепившись руками в выступ борта, стала на заднее колесо машины и заглянула в кузов.

За столом сидели молча. Славик смотрел в тарелку и, казалось, был увлечен вылавливанием яичного белка из окрошки. Ляля искоса посматривала на него.

— Яички–то мы все кушать любим, только вот чем кур кормить — неизвестно, — не выдержала она наконец.

— Ты на что намекаешь? — поднял голову Славик.

— Целыми днями зерно возит и не может ведра привезти. Дядя Степа вчера два мешка припер. А этот так, недотепа. Жрать только здоров!

— Ты что?! Едой меня попрекаешь?!

— Никто тебя не попрекает. Ешь, наедай шею!..

— Будя! Будя вам! Опять завелись, — стала успокаивать мать.

Но Славика уже было трудно остановить.

— Свое ем! Свое! — заорал он.

— Где уж там свое, — не уступала и Ляля. Но в противоположность мужу, который кричал во все горло, она произносила слова спокойным насмешливым тоном. Этот тон больше всего выводил из себя Славика. — Свое ты пропиваешь! Алкоголик несчастный!

— Ах ты дрянь! — задохнулся Славик и, вскочив, замахнулся на жену.

В руке была новая деревянная ложка.

Мать пыталась его удержать.

— Ну, вдарь! Вдарь! Попробуй только! — поднялась и Ляля.

Славик трахнул ложкой о стол так, что она разлетелась, и выскочил на крыльцо, хлопнув дверью.

…Подъезжал Славик к Масловке уже не с такой бешеной скоростью. Он больше не испытывал ни отчаяния, ни ярости, но тоска не покидала его. Он понимал, что жить так больше нельзя, надо что–то предпринимать, но как быть, как повернуть все к лучшему—-он не знал и мучился.