Эшли Нортон - Шоколадные деньги

– И как это работает? – спрашиваю я, ошарашенная новой для меня информацией.

– Ну, для начала они рассматривают, «наследственный» ты или нет. Мой отец учился в Кардиссе. А твой?

– Дед. Это считается?

– Похуже, чем отец, но тоже сойдет. Затем фактор денег. Они не любят отчислять тех, у кого богатые предки. Моя семья состоятельная, но не богатая. Моя мама, по сути, живет на страховку отца, и у нее есть кое-какие семейные деньги. А у тебя как?

– Моя мама – «шоколадная наследница». – Я морщусь, что это произнесла, но разговор как будто этого требует.

– Как в «Шоколад Баллентайн»?

– Да.

– Благотворительностью занимается?

– Только что подарила миллион долларов «Школе мисс Портер» [17], и там построили новую столовую.

Зачем рассказывать Кейпу, какая в этом кроется ирония, учитывая, как Бэбс ненавидит еду.

– Отлично, отлично. Глава отдела развития прекрасно знает, что творится в других школах и, несомненно, сообщит остальным преподавателям. Идем дальше. У тебя в чем-нибудь большие успехи есть? Есть что-нибудь такое, чего преподавателям не хотелось бы терять?

– Э… французский и английская литература, но это вроде все.

– От учебных предметов проку мало. Это должны быть спорт или музыка. Например, не хочу хвалиться, но тренер по лакроссу будет драться, чтобы я остался.

– А, понятно. – Жаль, что у меня нет внеучебных увлечений, помимо курения и ловли кайфа.

– Значит, у нас обоих есть что-то, из-за чего нас трудно будет отчислить. Твои деньги и то, что я «наследственный» и из-за лакросса.

– А нас не захотят наказать для острастки?

– Из всех нарушений – секс не самое худшее. Хуже всего обман на экзаменах и преследование других учащихся, за ними идут наркотики и алкоголь. Проблема с сексом в том, что девчонка может забеременеть, а ответственность возложат на школу.

Я вспоминаю тот факт, что мы обошлись без презерватива. Куда бы Кейп его прятал, когда нас поймали? Ему пришлось бы сдать его как улику?

– Тебе все понятно? Думаю, наши дела не так уж плохи.

– Да, – рассеянно отвечаю я. Почему-то зная, что они ой как плохи. – Послушай, Кейп, – начинаю я, – я должна тебе кое-что рассказать. – Я тушу одну сигарету, закуриваю другую.

– Что? – спрашивает он, чуточку удивленный, что я хочу еще что-то обсудить, когда он только что объяснил, что расклад очень даже в нашу пользу.

Я медлю, понимая, что мое признание, возможно, самая неудачная «стратегия», но я не могу допустить, чтобы про Мака рассказывала Бэбс.

– Я была не вполне с тобой честна. Моя мать знала твоего отца и помимо вечеринок. Он довольно часто ее навещал.

Многозначительная пауза, потом он спрашивает:

– И что значит «навещал»?

Черт. Вот сейчас…

– У них был роман. Он продолжался около полугода. Мне очень жаль.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает он так, словно его интересуют источники, подлинные документы, словно я написала курсовую с хлипкими аргументами и сомнительными сносками.

Я решаю избавить Кейпа от подробностей того, как сидела на лестнице и слушала, как Бэбс с Маком занимаются сексом, как позже Бэбс рассказывала мне все то, чего я не могла видеть или слышать.

– Я видела его обувь в коридоре поздно ночью.

Кейп целую минуту молчит, потом хрустит пальцами. У него нет сигареты, чтобы снять напряжение.

– А… тогда это объясняет долбаные пенни. Кстати, я хочу получить их назад. Почему ты мне, черт побери, раньше не сказала? Я бы ни за что с тобой не переспал. Моя мама про эти визиты знает?

– Да. Это было практически общеизвестно.

– Господи Иисусе, Беттина. Подумай только, каково было моей маме, когда она узнала, что из всех девушек в Кардиссе я попался с тобой! Она плакала, когда я с ней вчера разговаривал, а она никогда не плачет. На самом деле я только раз видел, чтобы она плакала, – когда мы возвращались с похорон отца. Зачем ты сейчас все это вытащила? Хочешь, чтобы я тебя возненавидел?

– Это не моя вина, Кейп. – Я не знаю, как ему объяснить, что, в отличие от его матери, Бэбс поступает, как ей взбредет в голову.

– Может, и нет, но все равно ты была там все те ночи, когда моя мама не спала, дожидалась его. И в меня ты вцепилась, как последняя извращенка, словно та давняя история тебя заводит.

– Кейп! Когда все это случилось, мне было лет одиннадцать. И я любила твоего отца. Он был ко мне добр.

– Ах, как мило! Что ж, я рад, что он хотя бы к кому-то был добр. Потому что меня он практически игнорировал. Его никогда не было рядом, а если и был, то не обращал внимания.

Я слышу ненависть в его голосе. Начинаю плакать.

– Я не собираюсь тебя жалеть, Беттина, если ты жалости хочешь.

Я ничего не могу с собой поделать. Слезы все льются и льются, прочерчивают дорожки по моему лицу.

– Тебе правда так надо меня ненавидеть? Я не хотела… я не хотела про это заговаривать. Я просто подумала, что, учитывая обстоятельства, тебе надо знать.

– И чего ты от меня хочешь?

– Не знаю. Чтобы ты сказал, что это не моя вина? – рискую я. – Чтобы простил, что не рассказала раньше?

– А вот этого не будет, – отвечает он.

Он старается, чтобы это прозвучало подло, но я знаю, что ему тоже хочется плакать. Он встает, отходит на несколько шагов, потом поворачивается, к нему уже вернулось самообладание:

– Ищи и в этом хорошее: ты всегда можешь написать про это рассказ.

Октябрь 1983

До «суда» три дня. В кампусе я приобрела статус своего рода «знаменитости». Всем не терпится узнать, каковы будут последствия нашего проступка. Нас отчислят или нам позволят остаться? Проступок особенно пикантный, поскольку речь идет о сексе. Большинство учеников школы слишком поглощены учебой, чтобы потерять невинность.

Мередит все еще в ярости, и остальные девчонки Брайта следуют ее примеру. Они больше не отпускают гадких замечаний, они попросту меня игнорируют. Холли это дается нелегко, потому что она взаправду милый и добрый человек. Не может заставить себя рассказать родителям о случившемся с соседкой по комнате, у которой вроде бы были такие же, как у ее семьи, ценности. Воображаю, как она говорит в телефонную трубку: «Да, все отлично. Мы с Беттиной прекрасно ладим».

Но и ее остатки доброжелательности развеиваются как дым, когда до нее доходит, что я тут не бедная ученица по гранту, как она сама, а дочь Бэбс Баллентайн, «шоколадной наследницы». Я в родстве с едой, как они изначально и думали.

Холли узнает это от одной ученицы старших курсов из Чикаго, которая позвонила домой поделиться новостями, что меня ждет дисциплинарная комиссия. А родители ответили, мол, чего еще ждать от дочери Бэбс с ее деньгами. Теперь у Холли есть свои причины со мной не разговаривать. Я солгала ей и ее родным. Тот факт, что я этого не хотела, не в счет.