Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

— Во, Петруха лабает. Мы с ним учились вместе!

Постепенно о Рыкове забыли.

III

Отопление еще не дали, и в квартире было зябко. Старик Рыков тихо, стараясь не разбудить вторую половинку, выбрался из-под одеяла. Выцветшие кальсоны пузырились на коленках, резинка на поясе растянулась. Привычным движением Петькин отец подтянул их, накинул кофту жены и прошел на кухню. Взгляд привлекла миска, накрытая рушником. Запустив руку, он вытащил булочку, откусил и стал осторожно жевать беззубым ртом. «Хорошая выпечка, не то, что магазинная. С душой и любовью приготовлена! Ах, милая Рая, цены тебе нет, солнышко мое! — Андрон Ефимович глянул на кусок булки и заметил темное пятно: — С изюмом испекла, душа моя! Больше изюму-то надо класть, пожадничала!»

Рыков поставил на плиту чайник. За окном шевелилось осеннее небо, от которого веяло непонятной тревогой. «Как там сынок-то? Что-то давненько не писал!» — не дожидаясь, когда вода закипит, Рыков снова потянулся к блюду. Двигая челюстями, он напоминал верблюда, смакующего травяную жвачку.

Крышка чайника подпрыгнула, выпустила рыхлые клубы пара. Андрон Ефимович насыпал заварку в кружку с кляксой отбитой эмали и залил кипятком. Подождал пару минут, ткнул ложечкой в набухшую черную шапку. Когда она осела, снова поставил кружку на огонь. Заварка вздулась куполом — напиток зэков и геологов был готов. Рыков вытащил из шкафа стакан, сполоснул его и тщательно, до блеска, протер полотенцем. Брезгливый по натуре, он на дух не переносил заляпанные бокалы, тарелки и ложки с белесыми подтеками от воды. Прежде чем сесть за стол, Рыков внима-тельно осматривал посуду. Убедившись в ее безупречности, позволял жене наливать суп или накладывать второе.

Рыков плеснул в стакан «купца», полюбовался цветом. Втянул ноздрями терпкий запах и сделал маленький глоток. Обжигающая заварка свела скулы. Рыков закрыл глаза — вяжущая горечь доставляла наслаждение. Он допил чай и взял булочку, разломил ее пополам. «Господи, всего две изюмины! В кого же она такая скряга?! — Рыков бросил булку обратно. — То не досолит, то не досластит! Совсем старуха на экономии рехнулась! Скоро голодом морить начнет!» Раздражение нарастало.

Шаркающие тапки вспугнули тишину. Андрон Ефимович обернулся. Растрепанная и седая, в сорочке, похожей на смирительную рубашку, пред его взором предстала Раиса Сергеевна.

— Ты чего, мать, жадничаешь? — начал Андрон Ефимович. — Изюму-то могла больше в тесто бросить. Поди, не голодный год.

Раиса Сергеевна с удивлением посмотрела на мужа.

— Какой изюм? Я его сто лет не покупала.

Рыков скривился. Жена стала вызывать раздражение.

— Вот какой! — Он сунул под нос супруге кусок булки.

Раиса Сергеевна напрягла зрение и всплеснула руками. Выпечка с блюда посыпалась в помойное ведро. Такой реакции Рыков не ожидал!

— Ну, чего ты взбеленилась, я же просто… — он с сожалением посмотрел на остаток сдобы и пришел в ужас. Из него торчали тараканьи усы. Рыкову стало плохо. Неприятный комок зашевелился внутри желудка. Судорожно дергаясь, он стал подниматься вверх и рваться наружу. Рыков еле успел добежать до унитаза. Из туалета он вышел бледный, с трясущимися руками.

— Сука старая, скоро говном кормить будешь! То волосы в супе плавают, то хрящи какие-то! Теперь тараканов стала в тесто подмешивать! — Он кулаком ударил по столу.

Удар получился сильный. Задорно подпрыгнули чашки, Раиса Сергеевна прикрыла голову ладонями. Рыков оделся, сунул в карман пальто тощий кошелек.

Осенний воздух благодатно сказался на настроении Андрона Ефимовича. Рыков прогулялся по бульвару, посмотрел на дворников, сгребающих жухлую листву, на детвору, спешащую в школу. Помаленьку нервишки успокоились, мысли просветлели, и все казалось не таким ужасным: «Туземцы вон жрут всякую дрянь — и ничего! Даже удовольствие получают. Подумаешь, таракана съел! Не помер же! Все-таки надо быть начеку, как бы в ее вареве мыши не оказались», — от этой мысли Рыкова покоробило.

Близился обед. Старик собрался вернуться домой, но вдруг решил проучить жену отказом от еды: «Пускай ощутит презрение. Может, чистоплотнее будет». В столовой Рыков внимательно рассматривал блюда, надеясь обнаружить дохлую муху, замазанную майонезом, или какого-нибудь червя, прикинувшегося вермишелью. Ничего не отыскав, он поставил на поднос тарелку с салатом, миску супа и стакан ржавого компота из сухофруктов. На десерт ему приглянулась румяная ватрушка с похожим на утрамбованную хлорку творогом. Рыков рассчитался с кассиршей и направился к столику у окна.

Похоронный марш с улицы перебил аппетит Андрону Ефимовичу. Он подавился ложкой баланды, похожей на отвар из портянок, отодвинул тарелку и взялся за салат. Тот отдавал кислятиной. Рыков кое-как его доел — пожалел заплаченных денег. Ватрушку он сунул в карман и покинул столовую. «Лучше бы не заходил. Куда ни плюнь — везде бардак, равнодушное отношение к труду и к клиентам». На ужин он купил себе бутылку кефира, но тот не пригодился. Вечером Андрона Ефимовича вывернуло.

— Отравила, старая! — Рыков еле двигал синими губами.

Глаза его помутнели и ввалились. Раиса Сергеевна металась по квартире, подбегала, щупала лоб мужа и совала градусник.

— Скорую вызову, — сказала она, глядя на супруга.

— Не надо, — Рыкова вывернуло на пол. — Тараканы твои…

Он откинулся на подушку и вытянул руки. Дыхание его стало прерывистым. Рыков затих и, кажется, задремал. Раиса Сергеевна накинула плащ. На станции скорой помощи она долго объясняла регистратору симптомы болезни; некстати забыла день рождения супруга и долго вспоминала, перебирая в памяти знаменательные даты. Женщина сделала запись в журнале и попросила подождать.

— На вызове все. Как подъедут — сразу к вам!

Раиса Сергеевна цеплялась за перила окостеневшими пальцами.

— Тараканами отравился нечаянно! — сбивчиво пояснила она.

Фельдшер и медсестра переглянулись, посчитав бабку за сумасшедшую. Рыкова воткнула ключ в замочную скважину. Андрон Ефимович лежал на животе, его голова свесилась, будто заглядывала под кровать. Фельдшер пощупал пульс.

— В морг надо везти, мы здесь бессильны.

Старуха опустилась на пол и беззвучно зарыдала.

На похороны Петруха приехал на собственной иномарке. В кожаном плаще, с небрежно намотанным на шею шарфом он резко отличался от провинциалов. Сунув опухшей от слез матери конверт с деньгами, подошел к гробу и облобызал отцовский лоб. Постоял рядом, а потом уединился на кухне, где много курил и пил крепкий чай. Отгуляв поминки, Петька сослался на плотный гастрольный график и укатил обратно. Раиса Сергеевна ненамного пережила супруга. Проститься с ней сын по каким-то причинам не смог и приехал спустя полгода — переоформить жилплощадь.