Давид Гай - Террариум

В бытность живого ВВП у него, как и у каждого уважающего себя Правителя, существовал двойник, ездивший в бронированном лимузине, и не один, притом не обязательно похожий – грим, парик, одежда делали чудеса, к тому же кто мог разглядеть с расстояния ста пятидесяти-двухсот метров мчащегося в закованной в броню машине на скорости сто пятьдесят километров, ВВП это или нет? – в роли двойников выступали только телохранители, особенно часто приемом “подсадной утки” охрана пользовалась во время передвижений эскорта Властителя – порой, чтобы сбить с толку потенциальных террористов, по городу разъезжало по два, а то и три лжекортежа, а сам ВВП в это время добирался до нужного места в другом кортеже или на вертолете. Двойника же, кто мог бы заместить ВВП на митинге, стадионе или какой-то массовке, где его присутствие необязательно, не имелось, а между тем, клону не было нужды гримироваться – природа наделила его уникальной внешностью, а манеры, походку и речь он сымитировал путем тренировок; удивляло другое – каким образом клон оказался незамеченным в годы правления ВВП, вопрос этот ему не раз задавали на встречах с народом и получали правдивый ответ: он старался не светиться, понимая, какие неожиданности таит его абсолютное сходство с первым лицом государства, и маскировался; иногда, правда, посещала шальная мыслишка – а не обратиться ли в особое ведомство и предложить свои услуги двойника, но что-то останавливало – могут взять на должность, а могут и задвинуть далеко-далеко.

Встречи с народом вышедшего из подполья двойника, а это и был тот самый человек в легкой темно-синей спортивной куртке на молнии, бейсболке и кроссовках, на следующий день после митинга на Манежке сбривший усы и снявший темные очки, проходили в переполненных помещениях, желающих поглазеть и сравнить увиденное с образом, который еще не изгладился в памяти преклонцев, хватало; рискнув стать самовыдвиженцем, клон обрастал сторонниками и приверженцами; людей прежде всего интересовала его биография – нет ли и в самом деле чего-то этакого, родственного, он говорил начистоту, без утайки, да и утаивать было нечего: к подлинному, ушедшему в историю ВВП не имеет ни малейшего отношения, ни брат, ни сват, ни кум, в органах не служил, хотя, в отличие от ВВП, прошел армию, политикой не занимался, постов высоких не занимал, да и родом не из города на болотах; роднило только одно – как и тот, занимался в молодости спортом, боксом, почти добрался до звания мастера, и… Едва началось восхождение будущего ВВП и появились его фото — и телеизображения, обнаружил с ним неправдоподобное, чудовищное сходство, мудрено было не обнаружить, и не он один приметил – коллеги замучили, каждый норовил выдать это за свое открытие… и вот здесь, аккурат под Новый, 2000 год, когда больной измученный лидер передал бразды правления преемнику, чьей точной копией скромный преклонский житель являлся, решил отмеченный невероятным сходством этот самый житель кое-что во внешности изменить, чтобы не донимали – стал брить голову и темные очки носить, якобы глаза болят от яркого света, и отрастил усы, напоминавшие пшеничный сноп в миниатюре; а сам в свободное время, когда пребывал один дома – давно был в разводе и постоянных подруг не заводил – копировал походку ВВП, его мимику, жесты, читал вслух, имитируя голос и интонации Властителя, его выступления, из газет и интернета взятые, словом, вживался в образ, с каждым месяцем все более близкий и дорогой; подошла пора, когда он начал боготворить и впрямь Богом посланного народу лидера; зачем, с какой целью копировал, не знал – просто дурью маялся, как сказал его близкий приятель, тоже в прошлом боксер, ныне служивший в охранной конторе. А вот и не маялся дурью, а вот и пригодился навык – после митинга на Манежке, решившись, перестал брить голову, волосы отросли, выбросил очки, избавился от усов и предстал перед изумленными коллегами и знакомыми в обновленном, а по сути, первозданном виде – произошла, можно сказать, естественная метаморфоза.

По новому закону самовыдвиженец должен был собрать триста тысяч подписей в свою поддержку – тогда его допускали к участию в выборах, цифра ерундовая, прежде требовалось два миллиона, на клона работали сотни помощников, разделявших его отношение к погибшему Властителю, работали сначала на голом энтузиазме, а потом и за деньги – некие бизнесмены, уверовав в ораторские и прочие способности клона, в его умение увлечь толпу простыми и понятными каждому лозунгами, а главное, разделявшие его взгляды и приверженность Властителю, вложили в его избирательную кампанию немалые средства, в итоге клон одним из самых первых, опередив многих лидеров партий, подал бумаги в ЦИК, прошел проверку и был утвержден кандидатом на выборах нового первого лица Преклонии. Он ушел из фирмы и стал ездить по стране, его штаб работал на износ, как и он сам, сегодня здесь, завтра там, помощников ему подобрали те же самые бизнесмены, наняли двух молодых известных журналисток – на одну клон положил глаз – кроме смазливой внешности, обладали они завидным умением вылепливать в интервью и статьях образ клона, которого значительная часть народа из глубинки принимает за своего, продолжателя дела ушедшего из жизни ВВП, его преемника – это была главная фишка предвыборных собраний и митингов, интервью в газетах, на телевидении и по радио – в больших городах, отравленных гнилостными миазмами оппозиционных заклинаний, номер этот не проходил, а вдали от столицы проходил на ура, особенно в сельской местности и в городах, держащихся на одном-единственном предприятии, дающим работу.

Клона слушали, ему аплодировали, магия его присутствия на трибуне, а чаще в гуще собравшихся поглазеть и послушать рождала в людях некую мистическую уверенность, что ничего в стране не случилось и не изменилось, все продолжается, по-прежнему есть человек, которому можно довериться, а уж он-то наверняка придумает, как сохранить работу, наказать наглых алчных директоров, не платящих вовремя зарплату, обуздать амбиции заокеанских пиндосов, жаждущих развалить страну, раздробить ее на куски, и платящих разным гадам-оппозиционерам, ведущим подрывную деятельность; многим казалось, слушая клона, что это внезапно оживший ВВП обращается к народу, и не поддержать его нельзя, коль он радеет за всех и каждого; но не всегда получалось гладко и в глубинке, иногда клон натыкался на серьезное сопротивление, выкрикивая свое коронное: “При ВВП такого безобразия не было бы!” – ему тут же откатывали шар – “Так это же он, тот, чьим клоном ты являешься, и создал все то, что сейчас рушится!” – и начинали перечислять навязшее в зубах, кочующее из статьи в статью, из одной телепередачи в другую, он с жаром начинал опровергать, его перебивали, перекрикивали, порой захлопывали и засвистывали. Запомнился худосочный старикашка с седой шкиперской бородкой, сидел в первом ряду, слушал, сложив синюшные губы так, как делают, когда дуют на горячее или когда появляется желание свистнуть, – с щелкой посередке – но не свистнул, а встал и начал канать вызывающе пронзительным голосом: “Вот вы, уважаемый, опять заезженную пластинку проигрываете на старом патефоне, о нее скрип и сип один, никакой мелодии и слов внятных никаких, я вас не первый раз слушаю и готов это подтвердить; что вы мозги нам парите: “При ВВП такой вакханалии и в помине не было, он, будь жив, и сейчас бы не допустил, к ногтю смутьянов-оппозиционеров, и прочие безобразия пресек бы железной рукой, скорый суд – и на нары”, только ведь мы все сегодня плоды его руководства, нацлидерства, так сказать, пожинаем, кругом один обман был, обставляемый красивыми словесными финтифлюшками, сплошное наглое, беспардонное воровство, а нас уверяли, что живем все лучше и скоро всех за пояс заткнем; чертову вертикаль почти свалили, а что делать дальше – не знаем, не ведаем, оттого смута в головах и кровь пролить для многих как два пальца… а вы, кого клоном называют в газетах и по “ящику”, пытаетесь вести нас куда-то не туда”. – “Ничего подобного! – громко возражал. – ВВП все делал для блага преклонцев, и народ его любил, уважал”. – “Довольно болтать!”, – старикашка невежливо перебил и вынул бумажку из бокового кармана кургузого, сидевшего, как на вешалке, пиджака: “Я прочту, выписал из книжицы замечательного писателя, чьи герои и он сам из республики, которая с помощью Преклонии от Джорджии отделилась, так он маленького вождя упоминает, не рябого, а другого, картавого, ну, вы знаете, кого, и вот что пишет, тому уж немало лет: “Вообще, чегемцы к нему относились с загадочной нежностью… я думаю, так возник чегемский миф о нем (о картавом, то есть, это я от себя добавляю для непонятливых), чегемцы про него говорили, что он хотел хорошего, но не успел, чего именно хорошего, они не уточняли, иногда, стыдясь суесловного употребления его имени и отчасти кодируя его от злого любопытства темных сил природы, они не называли его, а говорили: “Тот, кто Хотел хорошего, но не Успел…” Вот и вы, будучи клоном того, кто, в отличие от картавого, имел бог знает сколько времени, но тоже не успел, зато и о нем миф сотворили такие, как вы – о народе якобы думал, о благе его… ни о ком он и ни о чем не думал, кроме как о власти и ее сохранении, и о том, чтобы дать набить мошну дружкам своим, чтобы и ему перепало… И боялся потерять эту самую власть, вцеплялся в нее, как голодная собака в кусок мяса, страх же, как говорил наш великий писатель, есть лишь последствие всякой лжи, а стремление к власти порождено страхом – те, кто не боится своих соседей, не видит необходимости властвовать над ними… Это уже альбионец сказал, ученый и борец за мир…”, – cлова старикашки потонули в аплодисментах и одобрительных возгласах.