Мария Дуэньяс - Нити судьбы

Джамили в тот момент в ателье не было: по сравнению с пансионом, где она трудилась как проклятая, в моем доме ей приходилось не так много работать, и она устраивала себе перерывы. Словно наверстывая упущенное, юная марокканка пользовалась любым свободным моментом, чтобы выйти на улицу под каким-либо предлогом.

— Сеньорита хотеть Джамиля идет покупать семечки, да?

И, не дожидаясь ответа, уже бежала вниз по лестнице — за семечками, хлебом или фруктами, а на самом деле — за воздухом и свободой. Вырвав нужные страницы из журнала, я сложила их в сумочку и отправилась на улицу Ла-Лунета, однако не застала Канделарию дома: лишь новая служанка усердно трудилась на кухне да простуженный учитель скучал у окна. Его очень обрадовало мое появление.

— Ну и ну, как хорошо у некоторых пошли дела, с тех пор как они покинули нашу берлогу! — иронично прокомментировал он мое преображение.

Я оставила его слова без внимания, поскольку все мои мысли были поглощены другим.

— Вы не знаете, куда отправилась Канделария, дон Ансельмо?

— Понятия не имею, деточка, она же все время где-то бегает — туда-сюда, туда-сюда, как ящерица.

Я нервно заломила пальцы. Мне обязательно нужно было ее найти, только она могла мне помочь. Учитель почувствовал, что я чем-то взволнована.

— Что-то случилась, деточка?

— Вы, случайно, не умеете рисовать? — в порыве отчаяния обратилась я к нему.

— Я? Ну как тебе сказать… Разве что равносторонний треугольник или нечто вроде того.

Я была далека от мира равносторонних треугольников, но поняла, что дон Ансельмо ничем не может мне помочь. Я снова заломила пальцы и вышла на балкон, чтобы посмотреть, не возвращается ли Канделария. Взглянув на улицу, полную народа, я нетерпеливо постучала каблуком по полу. За моей спиной раздался голос старого республиканца:

— Может, все-таки расскажешь, что ищешь, — а вдруг я смогу тебе чем-то помочь?

Я обернулась.

— Мне нужен человек, умеющий хорошо рисовать, чтобы скопировать несколько моделей из журнала.

— Сходи в школу Бертучи.

— Кого?

— Бертучи, художника. — По выражению моего лица дон Ансельмо догадался, что я слышу это имя впервые. — Да ты что, деточка? Ты уже три месяца живешь в Тетуане и не знаешь, кто такой маэстро Бертучи? Мариано Бертучи, известный в Марокко художник!

Да, я понятия не имела, кто такой Бертучи, и меня это нисколько не волновало. Единственное, чего я хотела, — поскорее разрешить свою проблему.

— И он сможет нарисовать то, что мне нужно? — нетерпеливо спросила я.

Дон Ансельмо расхохотался, после чего зашелся хриплым кашлем. Ежедневно выкуриваемые три пачки сигарет «Толедо» давали о себе знать.

— О чем ты говоришь, Сира, деточка! Чтобы Бертучи делал для тебя рисунки? Дон Мариано — настоящий художник, он пишет картины и поддерживает традиционное местное искусство — в общем, делает все, чтобы красоты Марокко стали известны всему миру. Так что даже не рассчитывай: он не станет рисовать для тебя на заказ. Но вот кто-нибудь из его учеников вполне может тебе пригодиться — в его школе полно молодых начинающих художников, которые с радостью возьмутся за эту работу.

— А где находится школа? — спросила я, надевая шляпу и торопливо хватая сумку.

— Возле Пуэрта-де-ла-Рейна.

Растерянность на моем лице, должно быть, снова вызвала у учителя сочувствие, и он, после очередного приступа хриплого смеха и кашля, с трудом поднялся с кресла и произнес:

— Ладно, пойдем, я тебя провожу.

Покинув улицу Ла-Лунета, мы углубились в меллах — еврейский квартал. Шагая по его узким правильным улочкам, я не могла избавиться от воспоминаний о той ночи, когда бродила здесь в темноте, нагруженная оружием. В то же время все в этом месте казалось другим при дневном свете, со множеством открытых магазинчиков и меняльных лавок. Потом мы вошли в медину, в запутанном лабиринте которой я до сих пор с трудом ориентировалась. Несмотря на узкую юбку и высокие каблуки, я старалась шагать по мостовой как можно быстрее. Возраст и кашель мешали дону Ансельмо идти столь же проворно. К тому же он без умолку говорил, распространяясь об игре цвета и света в картинах Бертучи, о его масляной живописи, акварели и графике, о стараниях художника продвинуть местные искусства и воспитать учеников.

— Тебе приходилось посылать письма в Испанию из Тетуана? — спросил меня дон Ансельмо.

Конечно, я посылала маме письма. Хотя очень сомневалась, что в эти смутные времена они дойдут до своего адресата в Мадриде.

— Ну так знай: почти все марки протектората отпечатаны на основе его рисунков. Города Алусемас [5] Испанское название города Эль-Хосейма. , Алькасаркивир [6] Испанское название города Эль-Ксар-эль-Кебир. , Чауэн, Лараче, Тетуан. Пейзажи, люди, сцены из повседневной жизни — все выходит из-под его кисти.

Мы шли не останавливаясь: учитель говорил не закрывая рта, а я слушала и старалась не замедлять шаг.

— И еще он создает различные плакаты для привлечения туристов — неужели ты их не видела? Конечно, сейчас, в эти ужасные времена, вряд ли кто-то захочет отдыхать в Марокко, но искусство Бертучи много лет манило людей в эти прекрасные края.

Я знала, о каких плакатах говорил учитель — они висели повсюду и попадались мне на глаза каждый день. Там были виды Тетуана, Кетамы, Арсилы и других мест. Под изображениями тогда еще стояла подпись: «Протекторат Испанской республики в Марокко».

Мы шли довольно долго, и вокруг были торговые ряды, люди в пиджаках и джеллабах, козы, дети, женщины в покрывалах, собаки, лужи, куры, крики продавцов и покупателей, запах кориандра и мяты, пекущегося хлеба и маринованных оливок — в общем, жизнь била ключом. Школа находилась на окраине города, в старинной крепости, нависавшей над городской стеной. Вокруг было довольно спокойно: молодые люди входили и выходили — поодиночке и компаниями, некоторые — с большими папками под мышкой.

— Вот мы и пришли. Дальше иди сама, а я, пожалуй, воспользуюсь этой прогулкой, чтобы выпить стаканчик вина с друзьями, которые живут в Суике, а то в последнее время совсем не выхожу из дома.

— Но как я вернусь? — неуверенно спросила я, поскольку полагала, что пойду с учителем, и не запоминала дорогу.

— Не беспокойся, любой из этих молодых людей с удовольствием тебе поможет. Удачи тебе с рисунками; расскажешь потом, как все прошло.

Поблагодарив дона Ансельмо, я поднялась по лестнице и вошла в школу. И сразу почувствовала на себе любопытные взгляды — должно быть, здесь не привыкли видеть таких женщин. Отойдя немного от входа, я остановилась в растерянности, не зная, что делать и к кому обратиться, как вдруг за моей спиной раздался голос: