Роман Коробенков - Прыгун

— Там, где много людей и тебя не найдут, — вторил ему Ур, доставая из кармана шортов плоскую коробку сигар. — В такое море гальки, где тебя не откопать.

— Туда, где делают такие сигары, — Толстяки заставили меня взять коробку. — Там, где ты обретешь новый смысл, благо теперь у тебя есть душа.

— Беги! — крикнул Ит и толкнул меня в грудь. — У тебя нет времени!

— Найдет? Кто? — спросил я напоследок перед серией многолетнего бегства.

— Думаешь, такой отец простит тебе смерть дочери? — крикнул мне Ур уже почти в спину.

— Она умерла? — спросил я дрогнувшим голосом.

— А ты не знаешь? — зашумело в моих ушах.

Я бежал со всех ног.

На плоском, как бритва, берегу появился странный человек. Появился, чтобы остаться надолго.

Он лежал в тени плетеного зонтика не один день, почти не шевелился, и глаза его были преимущественно закрыты. Лицо его казалось исполненным блаженства, иногда он курил очень дымные сигары без запаха, и ароматный коричневый ром приносили ему иногда, но чаще всего он выглядел как неживой. Он не купался, никто не видел, чтобы он вставал с места, казалось, он старался выглядеть, точно его здесь нет. Когда первые купальщики приходили на пляж, его тело уже лежало на привычном месте, уходил он тоже всегда последний. Благодаря постоянному присутствию на солнце он стал темным, как кофе.

Через некоторое время на теле его появились татуировки, на левом и правом предплечье, а также спине и животе смотрели в разные стороны по глазу, нарисованные столь детально, что выглядели настоящими. Как выяснилось позже, такое же око имелось на спине незнакомца, иногда чудилось, что оно моргает.

Рядом с незнакомцем начали появляться женщины, бравшие на себя основную долю динамики вокруг его зонтика и лежака. Часто недолго присутствовали разные женщины, часто они не повторялись, но всегда их имелось не больше одной на ту или иную единицу времени. Они купались, приносили ему ром, если рядом не было служащих повсеместно раскинувшихся шейков. Они что-то весело щебетали или молчали, как он.

Как ни напрягались большие уши присутствующих на этой солнечной картинке действительности, туда не долетало ни звука голоса странного мужчины, не было видно ни толики его движений хотя бы в угоду смене позы. Слегка двигалась его левая рука, вооруженная обычно угловатым стаканом или жирной коричневой сигарой, плодящей кучевые облака в высоком опаленном небе. Но и это происходило лишь в отсутствие скучающих взглядов.

Субъекта не донимали тренирующие стойкость окружающих комары, что старательно использовали свой час с шести до семи, отведенный им добродушным небом. Его избегали многочисленные торговцы, чей талант исчислялся исключительно ваттами назойливости, они будто не видели его, а он будто не видел их пестрых товаров.

Он находился там настолько долго, что к нему стали относиться как к чему-то извечно присутствовавшему, с ним даже здоровались, хотя ни разу не было понятно, отвечает ли он на приветствие.

Человека словно выпотрошили, вытащив эмоции, он, несомненно, жил, но слишком мало реакций осталось в обгоревшей в лучах голодного солнца оболочке.

Когда начинался период дождей, человека можно было видеть в одном из деревенских баров, где он меланхолично занимал стул у барной стойки, смотрел в телевизор, иногда с ним рядом сидели женщины, чаще он пил один. Человек сидел несколько часов, потягивал вино, не заводя диалогов с барменом, после расплачивался и неторопливо шел домой, прячась от приставаний дождя под широким зонтом.

Он снимал маленький домик в пальмовой роще недалеко от бара и чуть дальше от пляжа, там на печатной машинке древнего вида он иногда писал тексты. Домик выглядел едва ли крепче карточного, дверь его никогда не запиралась, потому что там нечего было красть. Целлофановая пленка изогнулась над его письменным столом с описанным антиквариатом, над постелью и шкафом, над телевизором и книжной полкой. На прочий скарб во время дождей обильно капала вода. Он курил сигары, сидя на стуле по щиколотку в теплой воде, пил местное кислое вино и печатал — когда лениво, когда словно заведенный.

В этой славной точке мира почти всегда висело доброе жаркое солнце, люди носили легкую одежду, ночи запомнились местами шумные, а местами полные покоя.

Так продолжалось несколько лет, пока на пляж не пришел кот. Он был пронзительно че-рен, глаза его мерцали подозрительным умом, он держал хвост трубой, смотрелся не тутошним, но чувствовал себя будто дома.

Увязая в песке, кот деловито подобрался к умиротворенной фигуре, которая не собиралась его замечать. Кот привлек внимание, присев неподалеку и пристально вперив немигающий взор в профиль человека. Вид его олицетворял усмешку.

Спустя минут десять он достучался. Человек не видел здесь подобных котов, но этот ему показался знакомым — сегодня утром он видел похожее животное недалеко от своего домика. Человек встал и направился к коту, который не испугался, а спокойно ожидал приближающуюся фигуру.

— Ты куда, дорогой? — встрепенулась молодая брюнетка с соседнего лежака.

— Сейчас, — ответил ей человек, а глаз на спине заговорщицки подмигнул.

Девушка решила, что ей это показалось, и спряталась в солнечные очки и журнал.

Человек подошел к животному, которое с наглым видом рассматривало его и явно выпрашивало пинок. Понятно, что ничего подобного не последовало. Две пары глаз скрестились. После минутной дуэли человек достал сигару, откусил кончик и, не сводя глаз с животного, медленно закурил. Сизоватые клубы устремились в небо, часть их припустилась в сторону самоуверенного кота, который заволновался и начал бегать кругами, будто кого-то разыскивая. Человек зашел ему за спину, наблюдая суету животного, что вертело ушастой головой и передвигалось прыжками.

— Консуэлла, — негромко сказал человек, — Нужно идти.

— Почему? — опять встрепенулась брюнетка. — Сейчас самый загар.

— Нужно, — веско пояснил человек, тяжело посмотрев на ее недовольные губы. — Тебе — и без меня.

— В смысле? — Холод прилил к щекам молодой женщины, она приспустила очки, показав большие зеленые глаза.

— Потом объясню, — остро процедил человек.

— Не понимаю тебя, Родион! — В голосе собрался избыток металла.

— Не надо ничего понимать, — вздохнул я. — Иди ко мне домой и жди меня там. Так нужно.

Брюнетка вскочила в обиженной прыти и театрально начала собирать вещи в большую корзинку, что пряталась под лежаком.

— Я не пойду к тебе, а пойду к себе! — объявила она. — Захочешь увидеть меня, найдешь. —

Красивые ноги раздраженно понесли свою прекрасную обладательницу прочь.

Кот так же мгновенно встрепенулся, провернулся вокруг своей оси и через секундную паузу устремился за девушкой, пока я, старательно дымя сигарой, собирал свои вещи в цветную сумку. Мгновение — и я облачился в шорты и майку.