Аманда Проуз - Что я натворила?

— Познакомившись с Матильдой, я подумала, что могла бы сделать теперь и где могу быть полезна.

— В каком смысле?

— Ну, я думаю, что мир нуждается в таких «Саймонах», нужно больше людей, которые предоставляют убежище для страждущих, и я думаю, что и сама хотела бы… — продолжила Кейт.

— Вы хотите работать? — Саймон выглядел в равной степени испуганным и полным надежды.

— Ах, вы об этом! Боже упаси! — Она рассмеялась. — У меня не лучшие рекомендации, и здесь я буду слишком далеко от своих детей. Но думаю, что я могла бы создать нечто, похожее на «Перспектив-Плейс», у себя, в Великобритании. Это богатая страна, но мало кто там знает, что делать с людьми, которым некуда податься. А таких я повидала в тюрьме ох как много.

Кейт глубоко вздохнула, вспомнив разговор между Келли и Джо-Джо: Так ты осталась из-за детей? Нет, из - за наркотиков… Детей у меня давно забрали… Она подумала — как они там теперь…

— Кейт, я думаю, из вас бы вышел толк, — прервал Саймон ее раздумья.

— В самом деле? — спросила Кейт недоверчиво.

— Да, — ответил преподобный.

— То есть вы одобряете! — просияла женщина.

Некоторое время они сидели молча. Кейт знала, что Саймон неизбежно вернется к мучительной для нее теме, и подсознательно ждала, когда он начнет этот разговор.

— Кейт, разумеется, я никогда не стал бы оправдывать такой поступок, как убийство, но это вовсе не означает, что я вам не сочувствую. То, что я увидел сегодня… — начал было Саймон. Но Кейт прикоснулась указательным пальцем к его губам.

— Нет. Пожалуйста, Саймон, давайте не будем об этом говорить. Просто представим, что того, что случилось днем, не было. Я так не хочу, чтобы, говоря со мной, вы смотрели на меня тем же взглядом, каким смотрите, когда говорите об одном из этих несчастных детей. Я не хочу, чтобы вы думали обо мне как об одном из них.

Саймон кивнул:

— Как скажете.

— Да.

Кейт посмотрела Саймону прямо в глаза.

— Спасибо вам. И не только за это, но и вообще за все. Я чувствую себя совсем по-новому и готова заново познакомиться с миром! — сказала она.

— Вы оказались здесь не просто так, Кейт, а причину обычно понимаешь не сразу, — ответил Саймон.

— О, вот этого не надо. Я же крошечная рыба, помните? — улыбнулась Кейт.

Саймон рассмеялся.

— Кроме того, преподобный Дюбуа, я больше не хотела бы мыть тут посуду вручную. Если когда-нибудь я сюда вернусь, то к этому моменту здесь будет стоять посудомоечная машина, — с этими словами Кейт вытащила из кармана маленький листок бумаги.

— В связи с чем, мой прекрасный друг Саймон, я хочу кое-что вам подарить. Я буду очень счастлива помочь хотя бы так, — продолжила она.

Саймон открыл чек и с удивлением уставился на написанную в нем сумму. Ее хватило бы не только на посудомоечную машину, но и на то, чтобы довести до ума «Перспектив-Плейс» — починить сантехнику, сделать игровые комнаты и все что угодно.

— Кейт, я… — протянул он.

— Нет, ничего не говорите. Это для Матильды и всех будущих Матильд, — улыбнулась Кейт.

Саймон обхватил ладонями лицо Кейт и нежно поцеловал ее. Кейт уже забыла, каково это — когда тебя так целуют. Не так, как целуют ребенка или подругу, но при этом и не так, как целовал ее муж — жестко, со стремлением контролировать. От такого поцелуя, каким был поцелуй Саймона, тепло разливалось по всему телу. Так целуют кого-то, кого очень любят. Саймон медленно отстранился. На короткий миг оба замолчали, подумав о том, что хотели бы повторить этот поцелуй в другом месте и в другое время.

— Кейт Гавье, вы не маленькая рыбешка, даже не сомневайтесь. Вы способны очень на многое, мой прекрасный друг, — улыбнулся Саймон.

Оставалось совсем чуть-чуть до звонка с последнего урока. Кэтрин прислонилась к двери, тщательно вытирая кружку из-под кофе, глядя, как полотенце впитывает все оставшиеся на ней капельки воды.

— Не забыть охладить соусы и хорошенько протереть стаканы… — произнесла она машинально вслух.

— С кем это ты разговариваешь?

Чужой голос застал Кэтрин врасплох; она развернулась и увидела своего сына. Доминик рылся в хлебнице. Ох уж это постоянное желание съесть побольше углеводов! За последнее время Доминик превратился в высокого и красивого юношу, умеющего себя подать и легкого на подъем, с эффектным голосом приятного тембра. Кэтрин по-прежнему удивлялась, как же ее маленький сыночек так быстро сумел преодолеть грань между крошечным пухленьким мальчиком и привлекательным подростком. Годы пролетели как одно мгновение. Но каждый из них, во время которого с ее детьми происходили такие метаморфозы, был в жизни Кэтрин очередным жутким годом под гнетом Марка.

— Здравствуй, милый! Я не слышала, как ты вошел. Как прошел твой день? — сказала она.

— Дерьмо, полное, — произнес Доминик.

— Ух, тогда я не буду расспрашивать.

Кэтрин попыталась завоевать расположение сына юмором. Не вышло.

— Нет, ты можешь, конечно, расспрашивать сколько твоей душе угодно, но я не расскажу, — засмеялся как-то недобро Доминик.

Усмешку сына Кэтрин проглотила. Ей было легче игнорировать его комментарии, чем раздувать ссору. Наверное, Доминик просто устал.

— Ты за ужином, Дом?

— Смотря что.

Доминик теперь переключился на сервант и с оживлением в нем ковырялся.

— Что? — переспросила Кэтрин.

— Смотря что на ужин, — бросил ее сын.

Женщина прикусила губу, пытаясь сдержаться, — в голосе Доминика она услышала агрессию, равнодушие, мягкую враждебность, невысказанное раздражение. Все это было характерно для подростков в таком возрасте. Доминик пытался найти свое место в мире и не знал, как выпустить пар, копившийся внутри его. Он еще и непроизвольно перенял некоторые воззрения своего отца.

— На ужин у нас сегодня курица в вине с тушеной стручковой фасолью и пурпурной спаржевой капустой, — произнесла Кейт.

— Как же, как же я ненавижу, когда ты так делаешь!

— Как делаю?

Доминик закрыл дверцу шкафа и посмотрел на мать.

— Как ты пытаешься уговорить меня остаться на ужин, цитируя меню какого-нибудь модного ресторана. Почему нельзя просто сказать: «Курица»? — раздраженно произнес он.

Придется подыграть Доминику; Кейт не хотела ссориться с сыном — они и так почти целый день не виделись. Поэтому она сказала:

— Хорошо. Больше не буду. Так вот, Доминик, у нас на ужин курица. Так ты будешь ужинать?

— Нет, я поел, — буркнул сын.

Кэтрин посмотрела ему в глаза.

— Могу ли я предположить: ты ведь не собирался есть, даже если бы у нас была не курица в вине?

— Да.

Доминик нахмурился.

Кэтрин наклонилась вперед и положила руки на кухонный стол. Соединив ладони, она инстинктивно изобразила нечто вроде молитвы. Женщина подняла руки ко лбу и выдохнула. Закрыв глаза, она стала говорить так, словно утратила способность видеть, а могла лишь чувствовать. Так ей было проще.