Джеффри Арчер - Ложное впечатление. Подсолнух. Две девочки в синем. Марли и я

Всякой собаке нужен хороший ветеринар. А еще больше он нужен новичку-собаковладельцу — главным образом для поддержки, ободрения и добрых советов. Повезло нам не сразу, но наконец мы набрели на доктора нашей мечты. Звали его Джей Бьютан — для всех, кто его знал, просто доктор Джей. В первые месяцы мы звонили ему беспрерывно и по самым идиотским поводам.

Но сегодня мы с Дженни обсуждали с ним серьезную проблему — растущий страх Марли перед грозой. Поначалу мы надеялись, что гаражное буйство останется случайным инцидентом, однако оно оказалось лишь началом фобии длиною в жизнь. Лабрадоры слывут отличными охотничьими собаками; но нам достался пес, приходящий в ужас от фейерверков, громких автомобильных выхлопов и вообще от любого звука громче стреляющей бутылки шампанского. Но страшнее всего был для него гром. Один намек на грозу превращал Марли в трясущегося невротика.

Доктор Джей выдал мне пузырек с таблетками и сказал:

— Не стесняйтесь давать ему вот это.

Это успокоительное, объяснил он, оно должно снять тревожность.

— Надо надеяться, — добавил он, — что благодаря успокоительному действию таблеток Марли научится справляться со своим страхом и действовать более разумно. Страх грозы довольно обычен для собак, особенно во Флориде, где в весенние месяцы грозы бушуют почти каждый день.

Марли обнюхал пузырек: похоже, перспектива просидеть всю жизнь на психотропных препаратах его не смущала.

Доктор Джей пожевал губами, словно хотел что-то сказать, но не решался.

— И вот еще что, — проговорил он наконец. — Возможно, вам стоит подумать о кастрации.

— Кастрации? — повторил я. — Вы хотите сказать…

Видимо, на моем лице отразились сильные чувства, потому что он поспешно добавил:

— Это совершенно безболезненно, и ему самому станет намного комфортнее.

Доктор Джей слышал о поведенческих проблемах Марли — и о гиперактивности, и о жевании ботинок, и о наших неудачных уроках дрессировки. А в последнее время семимесячный Марли приобрел привычку прыгать на все, что движется, в том числе на наших гостей.

— Это уберет невротическую сексуальную энергию и сделает его спокойнее и счастливее, — пояснил он, добавив, что на жизнерадостный характер Марли операция не повлияет.

— Не знаю, — проговорил я. — Просто это звучит как-то очень… безвозвратно.

А вот у Дженни таких сомнений не было.

— Надо отрезать ему яйца — значит, отрежем! — объявила она.

— А как же потомство? — спросил я.

— Думаю, вам стоит подумать об этом реалистично, — посоветовал врач. — Марли — прекрасный пес, но я не уверен, что он обладает всеми достоинствами производителя.

Он выразился так дипломатично, как только мог, но на лице у него было написано крупными буквами: «Боже правый! Ради блага будущих поколений не позволяйте этой генетической ошибке закрепиться в потомстве!»

Я пообещал подумать.

В тоже самое время, когда мы размышляли о том, стоит ли лишать Марли мужского достоинства, на мое собственное достоинство свалилась нежданная напасть. Доктор Шерман объявил Дженни, что ее организм готов к новой беременности, и моя жена взялась за дело с целеустремленностью спортсмена, борющегося за олимпийскую медаль. Остались в прошлом те дни, когда мы просто откладывали в сторону таблетки и смотрели, что из этого выйдет. В войне за новую жизнь Дженни перешла в наступление. И мне в этом наступлении предназначалась весьма ответственная роль. Ночная забава превратилась в медицинскую процедуру — с измерением влагалищной температуры, схемами овуляций и так далее.

Дженни привыкла к тому, что я, как говорится, всегда готов, и считала, что так будет продолжаться в любой обстановке. Я мог, например, мусор выносить — и тут на пороге кухни появлялась моя жена с календарем в руках и объявляла:

— Месячные у меня были семнадцатого, значит… — тут она бросала последний взгляд на календарь, — значит, нам надо сделать это СЕЙЧАС!

Мужчины из семейства Гроган — в том числе и я — плохо переносят давление. Несколько таких случаев — и передо мной вырос в полный рост страшнейший из мужских кошмаров: неудача в постели. Чем сильнее я ощущал свой супружеский долг, тем труднее мне было расслабиться и делать все естественно. Дошло до того, что при одной мысли о сексе меня начал охватывать смертельный ужас.

Однажды утром (в то время я работал в редакции газеты Западного Палм-Бич, всего в десяти минутах от дома) Дженни позвонила мне и спросила, не хочу ли я в обеденный перерыв заехать домой?

— Может быть, лучше встретимся в каком-нибудь ресторане? — предложил я.

— Лучше дома, — ответила она и, понизив голос, добавила: — Сегодня хороший день. Видишь ли, я… ну… мне кажется… у меня… овуляция.

Меня охватил ужас. Хотелось взмолиться: «Боже мой, только не это! Только не проклятое слово на букву О!» Но я ответил так спокойно и небрежно, как только мог:

— Конечно. Буду в полпервого.

Когда я вошел в дом, Марли, как обычно, бросился мне навстречу, но Дженни не показывалась. Я позвал ее.

— Я в ванной! — откликнулась она. — Сейчас выйду.

Чтобы убить время, я принялся разбирать почту. Мне было очень не по себе.

— Привет, морячок! — раздался сзади голос моей жены.

Я обернулся. Дженни стояла передо мной в чудном шелковом лифчике и почти прозрачных трусиках-стрингах. Плоский живот… потрясающие длинные ноги… никогда еще моя жена не выглядела так соблазнительно!

— Ну, как я выгляжу? — поинтересовалась она.

Моя любимая выглядела ПОТРЯСАЮЩЕ! И сама это знала.

Она впорхнула в спальню, я — за ней. Мы бросились на кровать, сжимая друг друга в объятиях. Закрыв глаза, я ощутил, как возвращается магия страсти. Да, на этот раз все получится. Я чувствовал ее дыхание — горячее, влажное, бурное…

Но… стоп! Чем это пахнет? К сладкому аромату ее дыхания примешивается что-то… одновременно знакомое и чуждое, не неприятное, но и не слишком соблазнительное. Я знал этот запах, но не мог подобрать ему название. Что-то съестное — да, но что? Не крекеры. Не чипсы. Не салат из тунца. Вот-вот, что-то близкое… Ах да!..

Собачье лакомство «Милк-бонс»?!

Да, «Милк-бонс»! Но почему? Я уже готов был спросить вслух: «Дженни, зачем ты ела „Милк-бонс“?» А она тем временем целовала меня в шею… Но стоп! Как ей удается одновременно целовать меня в шею и дышать мне в лицо?

Я открыл глаза — и увидел перед собой огромную собачью башку. Марли, положив голову на кровать, увлеченно пускал на простыни океан слюней.

— Ах ты тварь! — заорал я, кубарем скатываясь с кровати. — Плохой пес! Пошел отсюда! Лежать!

Но было поздно: магия бесследно исчезла.