Эйлин О'Коннор - О лебединых крыльях, котах и чудесах

– Это кто? – спросила я, очарованная его смелостью и необычной внешностью.

– Пудель, – флегматично ответила хозяйка питомника.

Пудель?!

Столкновение желаний с предубеждениями всегда болезненно.

Тот самый пудель, что остервенело лает с балкона на проходящих мимо жильцов? Кидается на велосипедистов и делает лужи в подъезде?

Мне нравился этот щенок больше прочих. Но скудный опыт знакомства с породой нашептывал, что от прежних пуделей, умнейших собак, давно ничего не осталось, что они выродились, как это случилось в свое время с таксами и йорками, что из чудесной собаки сделали игрушку, которая годится лишь на то, чтобы грумеры оттачивали на ней свое мастерство.

Меня разрывали сомнения. Я взяла пуделенка на руки – это было ошибкой, конечно, потому что он был пушист и нежен, он облизал мои пальцы, он уткнулся влажным носом мне в руку и наконец уснул на сгибе моего локтя, утомленный показом.

Какой чудесный пес!

Но что, если из него получится Жужу или Мими?

Я взвешивала все за и против, вспоминала описание породы и то тешила себя надеждой, что сумею воспитать из него человека, то представляла, как следующие пятнадцать лет буду страдать от соседства с дураком и пустолайкой.

Однако зачастую наш выбор определяется сущей ерундой.

– В воскресенье родился, – зачем-то сказала хозяйка, небрежно потрепав спящего щенка по загривку.

Это решило дело. Я чувствовала, что существо, родившееся в выходной, не может вырасти самодовольным болваном, грызущим обувь и пачкающим диваны. Я сама появилась на свет в воскресенье, и никто не может упрекнуть меня ни в первом, ни во втором.

Так в нашем доме появился Патрик. А вместе с ним восстановилась и моя вера в пуделей.

Он оказался умным, веселым и деликатным – каким и должен быть пес-компаньон. По утрам он дремлет, пока я сплю, а вечером вышагивает со мной по дворам до тех пор, пока мне хочется гулять. Он побаивается мусорных пакетов и стиральной машинки, но я сама недавно отскочила в страхе от упавшего сверху полотенца, так что не мне его упрекать. Временами я вспоминаю, что мы хотели взять терьера, и пытаюсь представить на месте Патрика какого-то другого пса.

Однако у меня ничего не получается. Маленький пудель заполнил фигурную рамку с подписью «Моя собака» целиком, утвердился в ней так, словно она была вырезана по его контуру. Ни малейшего зазора, ни одного несовпадения. Здравый смысл подсказывает, что не пудель так точно попал в мои ожидания, а ожидания пришли в соответствие с его обликом, – но разве не в этом и заключается доказательство правильности моего выбора?

Его все любят. И только кот время от времени показывает дурной характер, то мимоходом давая Патрику оплеуху, то цепляя когтем бедного пса, когда тот пробегает мимо.

Но кот родился не в воскресенье, ему простительно.

Маленький пудель Патрик носит на ошейнике адресник – медный кругляш с кличкой и номером телефона владельца. Каждый третий ребенок, остановившийся поболтать с пуделем, обязательно спрашивает, за что он получил медаль.

Обычно я отвечаю, что за спасение утопающих, но иногда вру, что за мужество.

За год выяснилось, что набор реакций у детей исчерпывается пятью-шестью вариантами.

– А кого он спас? – спрашивают дети.

– А он собаку спас или человека?

– А это вы его плавать учили?

– А можно погладить?

– Я тоже умею плавать!

Несколько раз дети интересовались, не я ли была тем самым утопающим. Сначала я изумлялась этому ходу мысли, но затем вынуждена была признать, что определенная логика здесь прослеживается: раз уж ты вытащил какую-то бестолочь из воды, приглядывай теперь за ней, иначе подвиг твой был впустую.

Но сегодня утром мне встретился мальчик, выбившийся из общего хора.

– За что медаль? – строго спросил он.

И выслушав стандартное «за спасение утопающих», внезапно взглянул на меня широко раскрытыми глазами и со страхом спросил:

– А сам – выжил?

Здесь бы, конечно, стоило рассмеяться. Но на самом деле я ужасно опешила, потому что было видно, что он не шутит, а всерьез испугался, и этим детским страхом за совершенно незнакомого ему пса, который к тому же стоит с этой самой медалью прямо перед ним, живой и здоровый, меня ударило и пробило насквозь. Был ли это сбой в логике детской мысли или у него имелась стройная и непротиворечивая картина происходящего, в которой медаль, допустим, вручали одному псу, а носил ее другой, – не знаю. Не имело значения.

– Даня, ты глупый, что ли? – покровительственно спросила то ли очень молодая мама, то ли старшая сестра.

Мальчик на нее даже не посмотрел.

– Конечно, выжил, – говорю. – Конечно, выжил! Ты что! Их же с детства учат плавать! Сначала в ванне тренируют, потом на море вывозят, на Балтийское, приучают к холоду, а там есть подлодки, и они на подлодках отрабатывают погружение!

И еще какую-то пургу понесла, примерно такой же степени достоверности. Очень молодая мама или старшая сестра, кажется, решила, что на моем фоне Даня вовсе не выглядит идиотом, и успокоилась.

Мальчик тоже успокоился. Подождал, когда я выдохнусь, погладил пуделя и сказал:

– Ему нужно две медали.

И только когда они ушли, я догадалась, что он имел в виду.

Одну медаль за спасение другого, а одну – за себя.

За то, что выжил.

– Это что за щенок? – спрашивает маленький мальчик у брата лет двенадцати, указывая на моего пуделя.

– Щенок длинношерстного бонифация, – веско отвечает старший.

И не поймешь: то ли шутит, то ли в одну секунду изобретает новую породу.

– А он большой вырастет?

– Ну-у-у… со льва.

Всякий раз меня очаровывает эта способность с легкостью опытного демиурга создавать сущности без необходимости, одним движением мысли добавляя в наш небогатый фауной мир серьезных лохматых зверей с бровями цвета сена.

Маленький пудель мой, намерзнувшись на ветру, спит и во сне бежит по саванне. Он вырастет размером со льва.

Наш деревенский сосед, охотник, однажды решил завести собаку и подошел к этому делу с той беспощадной самоуверенностью, от которой прежде страдала только его семья. Все мы помнили, как он выкопал на участке бассейн. Высмеивая наш надувной, сосед зацементировал неглубокую яму и залил ее водой. На третий день вода помутнела. На шестой зацвела. Дети соседа не выказывали никакого желания купаться в ней, но тот уверял, что плавание закаляет. Дети ныли и сопротивлялись. Грубые цементные бортики царапают кожу, жаловались они, а вода теплая и противная. Через три недели, браня глупых отпрысков, сосед слил воду, в которой к тому времени уже вовсю копошились какие-то мелкие создания, залил новую и запустил рыбок.