Имре Уйвари - Особенный год

— Разумеется, тем более что командиру отделения не кричать надо на солдат во время чистки оружия, а внимательно осматривать его, прежде чем разрешить ставить в пирамиду, — проговорил Чордаш.

— Товарищ старший сержант, им говоришь, говоришь, даже устанешь, а они свое, — решил поддержать Токоди ефрейтор Хетеи. — У меня в отделении тоже есть такой солдат. Я все время только и твержу ему: «Репаши, куда вы опять запропастились? Репаши, почему вы пошли в магазин, когда я приказал вам убрать помещение?»

— А с вами что, никогда никаких забот не было, как вы думаете? — спросил я командиров отделений. — Быстро же вы забыли, что еще не так давно сами были молодыми и неопытными солдатами.

— Не забыли мы ничего, только порой трудно спокойно реагировать на какой-нибудь фокус, — сказал и вышел из угла стоявший там ефрейтор Хайягош.

— А вот ты расскажи, что у нас вчера случилось, — подбивал Хайягоша Токоди.

Все уставились на Хайягоша.

— Вчера я проверял у солдат тумбочки, — начал он. — У старослужащего Верля порядок в тумбочке был образцовый. Я подозвал к себе молодых солдат и сказал им: «Вот с кого пример берите. Сейчас же наведите у себя порядок, а после обеда я еще раз все проверю!» Под вечер я еще раз начал проверять тумбочки. У большинства солдат все вещи оказались на месте и в порядке. Беспорядок был лишь в тумбочке рядового Ласло Хайека. У него под тетрадями я даже нашел крошки хлеба. Приказал ему немедленно убрать из тумбочки все лишнее. И что же вы думаете? Хайек скорчил невинную физиономию и, подойдя ко мне, нахально так сказал: «Товарищ ефрейтор, а можно мне заглянуть в вашу тумбочку? Я ведь, кажется, с вас должен брать пример?»

— Ну и пройдоха! — возмутился вслух Токоди, хотя уже слышал эту историю не в первый раз, да, собственно, он и подбил Хайягоша рассказать ее при мне.

— Что же в этом плохого? — удивился я, обращаясь к Хайягошу. — Вы радоваться должны, что ваш подчиненный берет с вас пример. Надеюсь, вы показали ему свою тумбочку и в ней, конечно, был надлежащий порядок?

— Сначала я чуть не задохнулся от изумления, — сказал Хайягош. — Я такого вовсе не ожидал. Хотел было я его послать подальше, так как почувствовал, что он надо мной вроде бы насмехается. Смотрю я на него и вижу, что в глазах у него чертики сидят. Вот, мол, я тебя и поймал. В тумбочке у тебя сейчас наверняка нет порядка: ведь тебя-то никто не проверяет. Тогда нечего мне тут и мораль читать!

— Ну, это вам, видимо, только показалось, — попытался я несколько поумерить пыл командира отделения.

— Нет, не показалось, товарищ капитан. Я по выражению его лица видел, как ему будет приятно, если я осрамлюсь. Меня так и подмывало схватить его за грудки и, подтащив к тумбочке, сказать: «На, смотри!» Но я сдержался, сосчитал про себя до десяти и, немного успокоившись, сказал солдату: «Правильно. Посмотрите и вы мою тумбочку. Хуже, чем ваша, она никак быть не может».

Хайек понял, что его трюк не удался. Заглянув в мою тумбочку, он пошел наводить порядок в своей. И сделал все так, как у меня было.

— Ну вот видите! — обрадовался я. — Вы прекрасно вышли из положения.

— Нужно только не терять хладнокровия, — заметил Балатони, — так как кое у кого из новичков иногда действительно появляется желание подковырнуть командира.

— Сделать это удается только тогда, когда вы сами даете к этому повод, — проговорил старший сержант Чордаш. — После нескольких неудач солдаты прекращают свои попытки, если, конечно, видят, что у их командира слова не расходятся с делом и он действительно подает им пример.

— У меня тоже был подобный случай, — проговорил Балатони.

— Это с бритьем-то, да? — спросил Токоди.

— Да, с бритьем. Проводил я на днях утренний осмотр. Был я тогда дежурным по роте, утром меня вызвал к себе дежурный по полку, короче говоря, побриться я не успел, а позже в утренней суматохе я и вообще забыл об этом. Так вот, провожу я утренний осмотр, проверяю чистоту и порядок и еще издалека вижу, что рядовой Ласло Келемен небрит. Подхожу я к нему и спрашиваю: «Вы почему не побрились?» Солдат в упор смотрит на меня, но ничего не отвечает. Я уже хотел было повторить вопрос и вдруг заметил, что он как-то ехидно улыбается. И тут мне все стало ясно. Я поднес ладонь к своему подбородку, а он небритый. Положеньице, я вам скажу, не из приятных. Не имел я в тот момент морального права ругать солдата. А делать что-то нужно было. Или, сделав вид, что ничего не случилось, идти дальше вдоль строя или же… Прошло несколько мгновений, и я сообразил, как мне следует поступить. «Да, мы оба с вами сегодня небриты, — слегка улыбнувшись, сказал я ему и тут же перешел на серьезный тон: — После поверки оба пойдем бриться. Мне, как и вам, тоже положено соблюдать порядок». Вижу, что глаза у солдата весело заискрились. Значит, поправилась ему и моя находчивость, и то, что я не сделал для себя исключения.

— Исключения очень вредны в нашем деле, — согласился с ним ефрейтор Барати. — У нас в полковой школе самому лучшему взводу и отделению даже присваивали звания «Передовой взвод» и «Передовое отделение».

— Помнится мне, что и у нас не все гладко шло сначала, — перебил его Балатони. — И ты ошибки допускал. Почему ты не доложил об этом командиру взвода?

— Я поздно их заметил, — ответил Барати. — Мы с тобой были в отделении отличниками, и взводный делал нам кое-какие поблажки: чаще других отпускал в увольнение, хотел, чтобы все считали нас какими-то особенными. Сначала солдаты обижались за это только на взводного, а потом и нас невзлюбили, считали подхалимами. О чем бы они ни спорили, стоило только нам подойти, как они моментально замолкали. Однажды я случайно услышал один разговор, из которого узнал, что нас с тобой очень не любят. И вдруг я понял, что они, собственно говоря, правы. Мне было очень неприятно, но что я тогда мог сделать?

— Из этого следует извлечь урок, — сказал я ефрейтору.

— Я уже извлек, на всю жизнь.

— Разумеется, не всегда нужно обращать внимание на то, что о тебе говорят подчиненные, — вступил в разговор Герьен. — Одно время у меня в отделении создалась какая-то нездоровая обстановка. Рядовые Задори и Юхас первое время очень старались. Куда бы ни требовались добровольцы, даже на самую грязную работу, они всегда вызывались первыми. Разумеется, им в первую очередь давали билеты в кино или в театр. А потом я вдруг заметил, что оба солдата работают спустя рукава. Койки у них заправлены хуже, чем у других, больше того, Задори даже стал дерзко отвечать дневальному, чего за ним раньше никогда не замечалось. Нетрудно было догадаться, что тут что-то не в порядке. Однажды вечером я поговорил с ними обоими. Сначала они пытались отвертеться, а потом Юхас признался, что он нарочно стал плохо относиться к своим обязанностям, так как Лакатош, Петени да и другие ребята за глаза называют их подхалимами.